— А мёртвые тела не загадят? — не унимался Вольфганг. — Поди ж, противно будет крестьянкам грибы, ягоды средь трупов искать.

— А звери на что? — пришлый устало зевнул. — В общем, ладно, пора кончать с этими. — Он кивнул в сторону Вольфганга и Николауса. — Но прежде чем мы сожжём еретика и колдуна Николауса, я всё же скажу то, что хотел сказать. А потом ты — апостол Павел, попытаешься спасти себя, его и вот всех этих детей, раскрыв свою тайну. Я жесток, но жутко любопытен. Я расскажу тебе, кто такой Николаус, а ты поведаешь то, что скрываешь ты, и тогда... Но не будем отвлекаться.

Весь ваш поход — это какая-то подстава. Когда на рынке тебе вместо мавританского шёлка подсовывают иудейский, это бросается в глаза, и ты хватаешь торгаша за грудки и потом учишь его палкой или ножнами своего меча. Но когда во вранье участвуют много тысяч детей... всё это начинает напоминать какую-то эпидемию, почему я поначалу и решил, что ты колдун, соблазнивший невинных покинуть родные семьи и пуститься за тобой к своей погибели.

Ты — Николаус — никакой не крестьянский паренёк, и упаси господи, не пастушок. Раскрыть тебя легче, чем с трёх шагов попасть ножом в стоящую на месте корову... Вот Павел мою шутку сразу же оценил, а ты ещё думаешь... Поди, ты и корову в жизни не доил, и с зайца шкуры не сдирал, потому как не обучен и никогда даже не пробовал. Стало быть, не в замке ты жил, коли об охоте не ведаешь. Лошадь у вас есть, но в телегу впряжена, не ездишь ты верхом, хотя и мог бы... При этом ты грамотен, чистоплотен, хорошо знаешь Писание, люди твои проповеди слышали. Что получается — ты воспитывался в каком-то монастыре, где тебя всему этому и научили.

Пойдём далее. По городам и сёлам ходят монахи-францисканцы, которые несут благую весть о невиданном крестовом походе, куда берут только детей. Монахи сопровождают шествие невинных, пишут песни, указывают дорогу... Вывод — именно монахи и ведут этот самый поход. Ты бы один, поди, после первого поворота заблудился.

К тому же монахи не просто говорят, а чётко рисуют план вашего похода. Через какой город вы пойдёте, когда это будет и как дальше путь повернёт. Это для тех, кто с опозданием присоединиться рискнёт. Хуже всего с колонной, которую святой Пётр ведёт, там с маршрутом без бочонка вина вообще не разобраться, такие кругаля выписывают. Откуда такая осведомлённость? Должно быть, голубиная почта отменно налажена, и пешие, и конные гонцы исправно письма разносят. Оттого и ваши монахи загодя знают, как у Петра и Стефана дела продвигаются, что они уже преодолели, а что осталось и какие потери.

Теперь, слышал, будто бы твой отец тебя в проповедники двигал. Не знаю, отец он тебе или кто, понятия не имею, видел ли ты крест в небе, или шептал тебе кто в уши, когда ты в своей келье пьяным валялся. Но ты, послушник, лучше бы людям правду о своём рождении говорил, не так бы позорно теперь прокололся.

Впрочем, мне на тебя плевать. Сожжём прямо здесь, не хочу внимания привлекать. А рядом ещё тех трёх апостолов поставим, что непочтительно нас встретили в самом начале. Всё. Надоело мне с вами тут лясы точить. Неровен час, батюшка из Констанца явится, а у нас в лесу неубранное побоище... Непорядок.

— Стой! — Вольфганг набрал в грудь воздух и с шумом выдохнул. — Ты сказал, если я скажу правду, никто не пострадает.

— Ну, если это будет правда и если твоя тайна того стоит. — Он задумался, оглядывая связанного крестоносца. — А, будь по-твоему, отпущу! Только чтобы на рассвете вы подняли лагерь — и топайте из моего леса, да зверей больше не трогайте. Не по чину вам.

— Моё имя Вольфганг Франц — я оруженосец Фридриха Гогенштауфена, нахожусь здесь по личному приказу моего короля — императора...

— Но Фридрих запретил поход... — пришлый казался удивлённым, но очень заинтересованным.

— Это всё маскировка. Фридрих помогает походу, а я приглядываю за детьми. Но когда Фридрих получит реальную власть...

— Твоими, стало быть, руками жар загребает. Вот в это я, как ни странно, верю. Батюшка-то мой в своё время поставил на подлеца Оттона, и где тот теперь? Кормит где-нибудь червей или гниёт в застенках. Мне понравился твой рассказ, оруженосец, и я отпускаю вас. Развяжите его.

К Вольфгангу метнулись сразу две тени. Хмыла распутал узел, бережно сматывая верёвку. Второй, которого подельник величал Кабаном, на всякий случай загородил своим телом господина.

— Я могу не просто отпустить тебя и твоих пустозвонов на все четыре стороны, но и снабдить вас хлебом. — Его сиятельство вернулся к оставленной было трапезе.

— Это было бы очень благородно с твоей стороны, — приосанился Николаус. — Отец Небесный...

— Какое ты можешь иметь отношение к Отцу Небесному? — искренне удивился парень. — Что же до твоего отца, то, судя по тому, что я уже о нём слышал — это мелкий плут, прощелыга, прохиндей-торгаш или и того хуже — карточный шельмец. Что он может сделать сыну графа фон Феринген[106] — Оттону фон Феринген на его же земле?

Николаус пристыженно замолк.

— Впрочем, должно быть, ты пошёл в свою мать, или на самом деле у тебя другой отец, а не тот болван, что кричит на всех углах, будто Бог подарил ему сына-проповедника, — фон Феринген задумался. — Полагаю, им может оказаться один из монахов, сопровождающих поход... — Он проницательно заглянул в глаза готовому вспылить Николаусу. — Или... я не прав? Судя по твоему благородному возмущению, бери выше. Пробст? Епископ? Архиепископ? Тот, кто на самом деле затеял этот поход? Конечно! Кто же ещё может мечтать отдать собственного сына на заклание, как Авраам, или как Бог Отец? Ты пастушок — пастырь, сын прям Божий и одновременно сын человеческий, простой женщины. Поэтому ты и жил при монастыре. Потому монахи и ведут этот немыслимый поход... Вот оно, стало быть, как... Хотел бы я теперь поглядеть в ясные очи Стефана... да и Петра тоже. Полагаю, что коли пощекотать их ножиком в чувствительных местах, у этих «пастушков» тоже родословная откопается. А?

— Пётр — сын сицилийского канцлера Вальтера фон Пальяра, Ганс.

— А Фридрих — король обеих Сицилий. Ты сказал правду, Вольфганг Франц. Значит, поход отчасти финансирует апулейский выродок... А Стефан?

— Про Стефана я ничего не знаю, кроме того, что мне говорил епископ Триента Федерико Ванги, — Николаус казался растерянным.

— Ага, епископ. — Оттон поднял указательный палец, подчёркивая важность момента.

— Его люди проведут нас через Альпы. Епископ много раз ходил там и один, и как провожатый с войском или путниками, и знает... — снаружи догорал костёр, но даже в сгущающейся мгле было заметно, как покраснел Николаус. — Пастушку Стефану явился Иисус... То есть он встретил монаха, который назвался Христом и передал Стефану письмо для короля Франции. — Николаус готов был провалиться сквозь землю. Впервые эта простая и понятная история показалась ему насквозь фальшивой.