по крейсеру несколько мин, которые, к счастью, прошли мимо, не причинив “Адмиралу Макарову” никакого вреда. 28 сентября, во 2-м часу дня, неприятельскими подводными лодками были вновь атакованы наши крейсера “Баян” и “Паллада”, бывшие на дозорной службе в Балтийском море. Несмотря на то что крейсера своевременно открыли сильный артиллерийский огонь, одной неприятельской лодке все-таки удалось выпустить мину в крейсер “Паллада”, на котором произошел взрыв, и крейсер стремительно затонул со всем своим личным составом»[713]. «Паллада» стала первым российским боевым кораблем, погибшим в Первой мировой войне. «Через несколько дней у острова Кокшер нашли поднявшийся из пучины судовой образ крейсера “Паллада” – Спаса Нерукотворного, – к всеобщему изумлению, не имевший на себе не только никаких повреждений, но даже царапин. Образ передали храму Спаса на водах в Петрограде, сооруженному в память моряков, погибших в войну 1904–1905 годов»[714]. В 1932 г. храм был взорван. Икона, очевидно, при этом тоже была уничтожена.

Вообще судьба икон на войне нередко складывалась трагически. Они подвергались поруганию, осквернению и уничтожению. Выше уже говорилось об уважительном отношении японцев к предметам православного культа. Европейские же противники России вели себя совершенно иначе. Невзирая на имевшиеся правовые нормы, они оскверняли места богослужений и иконы, причем делали это совершенно сознательно.

29 января 1915 г. Государственная дума «признала необходимым, чтобы при Министерстве иностранных дел была учреждена Следственная комиссия для рассмотрения нарушений германцами, австрийцами и турками международного права, правил и обычаев войны» под председательством барона Нольде, а позже – под председательством сенатора Кривцова.

Сведения об осквернении икон и святынь, выявленные комиссией, были опубликованы в 1916 г. Комиссии удалось собрать довольно значительное количество фактов истребления и осквернения мест богослужения, икон и предметов культа.

Так, в сентябре 1914 г., «во время пребывания дивизионного лазарета 7-й Сибирской стрелковой дивизии в местечке Рачки, близ г. Августова, исполняющий обязанности младшего дивизионного врача Николай Павлович Студенцов нашел среди двора <…> икону Христа Спасителя, оскверненную человеческими испражнениями, находившимися на левой стороне лика Спасителя. <…> По дальнейшим рассказам жителей местечка Рачки, немцы неоднократно совершали осквернение икон и святынь, чтобы проявить перед местным населением свои чувства презрения к русским и их религии. Особенно часто немцы совершали поругание икон, принадлежавших русским войсковым частям. Найденную икону Студенцов 28 ноября 1914 г. представил протопресвитеру военного и морского духовенства отцу Григорию Шавельскому, которым она была передана в походную церковь при Ставке верховного главнокомандующего, где хранится и поныне. О нахождении ее в церкви при Ставке его императорскому величеству государю императору благоугодно было указать председателю Чрезвычайной следственной комиссии, первоприсутствующему сенатору А. Н. Кривцову при всеподданнейшем докладе 15 января 1916 г.»[715]

В первых числах ноября 1914 г., после оставления австрийцами г. Келец, «в одной из конюшен местных казарм, ранее занятой неприятелем, была найдена в навозе икона св. Николая Чудотворца, написанная на цинковом листе. <…> По смытии грязи на иконе были обнаружены три сквозных штыковых и три пулевых повреждения и одно небольшое отверстие, в котором застрял осколок пули. <…> Кроме того, на лике имелась вдавлина, которая по очертанию и характеру своему, несомненно, произошла от удара каблуком сапога. <…> Последнее обстоятельство в связи с многочисленностью и разнообразием повреждений не оставляет сомнения в том, что повреждения на св. иконе являются результатом не какой-либо неосторожности или случайности, а были произведены умышленно, в целях глумления над православной святыней»[716].

В декабре 1914 г. ефрейтор 2-го Туркестанского стрелкового полка Андрей Осипов обнаружил в костелах сел Гурдуцк и Зинь-бок разбитые иконы, причем они «висели на стенах на значительной высоте от пола»[717].

В начале мая 1915 г., после отступления немцев из Августовского уезда Сувалкской губернии, настоятель Голынской церкви священник Петр Копаневич в рудавской церкви обнаружил, что «пять икон: Иверской Божией Матери – в алтаре на горнем месте, другая икона Божией Матери – над жертвенником, местная икона Божией Матери – на иконостасе и иконы Божией Матери и Спасителя – на царских вратах – носили следы ударов, по-видимому, штыками и саблями в виде перекрещивающихся продольных линий и поперечных отверстий»[718].

В октябре 1915 г. командир 3-го Сибирского горного артиллерийского дивизиона Нечаев направил в редакцию петроградского журнала «Солнце России» фотографию из найденного им немецкого журнала, изображавшую постой немцев в церкви. «В царских вратах вынут или выбит лик-медальон апостола, и через образовавшееся круглое отверстие из алтаря смотрит немецкий солдат с шапкой-бескозыркой на голове, другой германский солдат с такой же шапкой выглядывает из алтаря, поднявшись с правой стороны на иконостас»[719].

Обращает на себя внимание разница отношения к поруганию икон со стороны солдат и офицеров, обнаруживших факты кощунства, и со стороны о. протопресвитера. И офицеры, и солдаты не остаются равнодушными к этому свидетельству варварства, подбирают иконы, составляют рапорты, шлют письма в газеты.

Что же касается о. протопресвитера, то он сохраняет безучастность, даже равнодушие. Его позицию можно объяснить не только его личными убеждениями и отношением к служению священника на войне, но и отсутствием механизма правосудия в его руках. Между прочим, и комиссия, созданная по инициативе Государственной думы, а не по ходатайству о. протопресвитера, работала медленно и сведения собирала долго. Расследования событий 1914 г. производятся только в 1915–1916 гг. И здесь возникает проблема: если свидетели еще что-то помнят, то нередко при допросах не хватает вещественных доказательств – снимков, протоколов, рапортов и т. д. Задокументированными оказались фактически только случай в рудавской церкви, когда священник П. А. Копаневич снял фотографии с места происшествия, и случай в Кельце, где нашедшие икону попытались самостоятельно провести что-то вроде осмотра места происшествия, экспертизы повреждений, а также сфотографировали икону с двух сторон. Икону, обнаруженную Студенцовым, осматривал судебный следователь 1-го участка Могилевского уезда уже в середине января 1916 г. В некоторых случаях, даже имея фотографии, исполненные профессиональными фотографами, как, например, в случае с собором в г. Прасныше, комиссия не имела свидетелей для расследования дела, поскольку никаких иных доказательств – ни опроса свидетелей, ни протокола с места обнаружения иконы, ни рапортов благочинных – не имелось. Между тем если бы о. протопресвитер проявил чуть больше участия, документирование обстоятельств обнаружения оскверненных икон можно было бы делать тщательнее, и тогда комиссия смогла бы работать быстрее и убедительнее.

Еще одно важное обстоятельство необходимо учитывать в этом вопросе. Набранные в большинстве своем из епархий священники, не имевшие ни представления о превратностях военной жизни, ни связи с паствой, особенно во вновь сформированных полках, не