списке – меч один, но разломанный, на другом – два. Но ни один не имеет признаков «самурайского» меча. Они вообще условны, как условным представляется противник в момент написания иконы. Само по себе изображение оружия на иконе Богородицы – факт редкий, если не исключительный.

Немаловажно и участие «старика матроса» в написании иконы. Надо отметить, что такой случай применительно к чудотворным иконам – также довольно редкий. Фактически деятельно участвуют свидетели откровения в написании икон Абалацкая и Неопалимая купина. Однако в нашем случае, согласно легенде, очевидец проявляет большую самостоятельность по отношению к художнику – даже сам что-то рисует…

Еще один двусмысленный момент в истории иконы – отношения государства и Церкви. Сравнивая популярность Августовской иконы Божией Матери и Порт-Артурской, нельзя не отметить – Порт-Артурская икона должного внимания к себе не привлекла. Само «явление» как-то не получило резонанса в печати, неканоническое письмо воспрепятствовало тиражированию иконы, отсутствие явных побед, которые можно было бы привязать к появлению иконы, – все это вызвало известное равнодушие и к факту появления, и к факту утраты ее.

Наконец, и само «обретение» иконы: образ был найден вновь в Израиле 17 февраля 1998 г., выкуплен и доставлен в Россию, 6 мая Порт-Артурская достигла Владивостока.

Однако еще раньше, в 1980-е годы, иконописцы Михаил Самуилович Осипенко с братом Сергеем, работая в г. Киржаче, обнаружили необычную икону, которая называлась «Порт-Артурская Богоматерь».

Сергей выполнил копию иконы первым, и в 1993 г. она была выставлена в Москве на выставке современных икон в Белом доме. «Мы просили Хасбулатова продлить выставку. Этот вопрос даже ставился на голосование на Верховном Совете, однако необходимого числа голосов не набралось. Я говорил Хасбулатову: “Оставьте выставку, она будет вам бронежилетом”. Не думал, что мои слова так скоро окажутся пророческими. Через неделю после закрытия выставки начались известные события», – вспоминает М. С. Осипенко[673].

Свою копию Михаил Самуилович выполнил к столетию явления иконы. Любопытны две детали, упоминаемые художником. Икону он начал писать в г. Покрове, и некоторое время работа оставалась незавершенной. Вдруг, «сам не зная для чего», он начал спешно заканчивать работу, причем «на этот раз в создании иконы приняла участие вся <…> семья: супруга Елена, сыновья Михаил и Даниил, дочь Екатерина – также иконописица»[674]. Исполненную копию было решено доставить в Порт-Артур (Люйшунь). Икону торжественно провожали в Леушинском подворье Санкт-Петербурга. На границе с Китаем возникло препятствие – в составе группы был иеромонах Георгий, и ему пришлось переодеваться в светскую одежду. Саму икону везли в упакованном виде. На кладбище, где был установлен шестиметровый каменный памятный крест, перед иконой была совершена панихида, затем в киоте креста была поставлена специально изготовленная и освященная копия Порт-Артурской иконы, а сама икона самолетом доставлена в Россию, где ее 18 мая 2003 г. торжественно встречали в храме Леушинского подворья. Икона была передана в Свято-Троицкий Измайловский собор. 26 августа 2006 г. в соборе вспыхнул пожар. По счастью, возгорание только повредило купол.

Кроме Осипенко копии Порт-Артурской иконы были выполнены Ириной Геннадьевной Хромовой (Павлишиной). В Петропавловск-Камчатский в Никольский храм, окормляющий базу атомных подводных крейсеров, икона была пожертвована вместе с киотом, выполненным Геннадием Дмитриевичем Павлишиным. Он же по благословению своего духовника – настоятеля хабаровского храма Св. Александра Невского, а ныне Св. Георгия Победоносца протоиерея Сергия (Мещерякова) – выполнил мозаичный образ Порт-Артурской иконы. Этот образ был безвозмездно пожертвован в часовню Св. Виктора-воина, находящуюся на самой границе России с Китаем, на Большом Уссурийском острове под Хабаровском. Таким образом, через сто лет после явления Порт-Артурская икона обрела наконец заслуженное признание.

В настоящее время празднование в честь Порт-Артурской иконы Божией Матери внесено в общецерковный календарь, она считается покровительницей дальневосточного воинства России. По решению епархиального совета Владивостокской епархии и архиепископа Владивостокского и Приморского Вениамина установлено отмечать ее обретение 17 февраля и 6 мая.

Первая мировая война так же, как и Русско-японская, одновременно и ожидается давно, и кажется начавшейся внезапно. «Славянская идея», конечно, намного ближе русскому обществу, чем идея противостояния Востока и Запада, она кажется почти универсальной и легко включает в себя идею православия.

В первый же день войны, когда была объявлена мобилизация, в Петербурге, Москве и других городах проводятся молебны о даровании победы русскому оружию и шествия с иконами.

Если петербургский молебен больше производил впечатление присутствием на нем высочайших особ, то в Москве он проводится с византийской пышностью. Из храма Василия Блаженного вышел крестный ход, в котором принимали участие протоиерей Восторгов, священники Ковалевский, Грифцов, Федоров, Борисоглебский, иеромонах Илларий и протодиакон Розов. На импровизированный помост у памятника Минину и Пожарскому внесли образы Христа Спасителя из замоскворецкой часовни, Божией Матери из храма Василия Блаженного, св. Николая Чудотворца, Всех Скорбящих радость, Иоанна Воина, преподобного Серафима и святителя Ермогена. Когда иконы были установлены, на трибуну взошел протоиерей Восторгов и предложил публике спеть «Спаси, Господи». На помосте к этому времени собрались члены Славянского комитета и общественные деятели. Началось молебствие. К 6 часам на митинг прибыли помощник градоначальника полковник В. Ф. Модль и градоначальник свиты его величества генерал-майор А. А. Адрианов.

Так с самого начала войны патриотическая идея сопрягается с иконой. С иконой проходят патриотические манифестации, с нею же провожают на фронт.

Во время Русско-японской войны протопресвитер военного духовенства А. А. Желобовский озаботился, чтобы солдатам, отправляемым на фронт, при прощании обязательно выдавали подарки – конверт, в котором лежали несколько книжек духовного содержания и иконы-картинки. Новый протопресвитер – Г. И. Шавельский – находил это ненужным. Во-первых, маленькие иконки, как правило, получали еще дома. «Священник Федор Светозаров из города Борисоглебска Тамбовской губернии так вспоминал о тех днях: “Во все эти дни нередко отправлявшиеся на театр военных действий заходили в собор и другие церкви. Просили священника окропить святой водой или крестики, или маленькие иконки для ношения на груди…”»[675]. Некоторым отправлявшимся в действующую армию «везло» еще больше. Например, офицерам 4-й лейб-гвардии Терской сотни собственного его величества конвоя нательный образок вручала сама императрица[676]. Также при желании маленькие иконы солдаты могли получить от полковых священников, а те, в свою очередь, должны были покупать их на свои деньги.

Икон большого формата было довольно много – их отправляли на фронт различные благотворительные организации и частные лица.

Наиболее значимые иконы возили по фронтам. «…пышные богослужения с песнопениями, а также доставка известных икон или их копий на фронт казались наиболее эффективными способами привлечения солдат к церкви. Церковь надеялась, что они “восстановят единение всего народа с