Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это был сильный спич Никсона, уже после, размышляя, мне показалось, что Никсон в эти минуты был необычайно искренним, вряд ли он планировал такую искренность и чувственные советы, исходящие из честного отношения к российским политикам, пусть даже это длилось несколько минут. Прощаясь, уже вне протокола, при прощальном рукопожатии, сказал: «Вы, господин спикер, молодой, талантливый государственный деятель, хорошо знающий Запад. Ельцину сложнее, он все еще в плену партийной системы, в которой служил. Вы оба могли бы дополнять друг друга. Ваш интеллект, знания — и его напористость. Я хотел бы вашего примирения»... Хорошее впечатление оставил и профессор Д. Сайме, он, в частности, рассказал о своем пребывании в Латвии, положении русскоязычного населения...
В общем, беседа с Никсоном была, несомненно, полезной для меня, она еще раз заставляла размышлять о том, что следовало бы сделать для сближения с Ельциным. Многие люди, в том числе на Западе, исходили из того положения, что, как это подчеркнул и Никсон, — я также являюсь виновником обострения конфликта между Кремлем и Белым домом, им трудно было вдаваться в сущность этого конфликта, они предпочитали внешние его проявления (слова, фразы, какие-то второстепенные действия и т.д.)
Тем неприятнее было узнать, что, вернувшись в Вашингтон, Никсон рекомендует Клинтону поддержать Ельцина в его попытке устранить российский «реакционный парламент» — и помочь ему в его политике реформ... (International Herald Tribune, 20 February, 1993.) Он развернул «бурную деятельность» по мобилизации в Вашингтоне проельцинских сил... Никсон снова прибыл в Москву в 1994 году, вскоре после моего выхода из тюрьмы Лефортово, и снова захотел встретиться со мной — я отказался от этой встречи. Посол Коллинз не настаивал...
Широкий международный заговор, направленный на уничтожение молодой российский демократии, служил мощным прикрытием для действий по государственному перевороту. Но он не ограничился всего лишь «внешним прикрытием». Посол Пикеринг конкретно занимался вопросами успешной реализации кремлевского заговора, координируя звенья внутренней и внешней деятельности будущих мятежников.
Никакие усилия ельцинистов и прочих международных покровителей не могли быть успешными, если бы Кремлю не удалось мобилизовать в качестве своего сателлита генерала-путчиста Дудаева в Чечне, на моей Родине. Нет сомнений в том, что Дудаев был «командирован» Главным разведывательным управлением (ГРУ) Генштаба в Грозный, как стратегический резидент для выполнения «грязной работы». У меня мало желания писать что-либо об этом человеке — за него говорят его дела, сравнимые с точки зрения страшных результатов для чеченского народа лишь с последствиями сталинской депортации 1944—1956 годов. Скажу лишь одно — если бы этот Дудаев так решительно не ввязался в федеральные отношения — в борьбу с российским парламентом на стороне ельцинистов, последние, опасаясь реакции не только народа Чечено-Ингушетии, но и других северокавказских республик, никогда не решились бы на изуверскую расправу со мной и возглавляемым мной Верховным Советом России.
Конечно, Дудаев — этот пройдоха, большой хитрец, в политике ничего не смыслил. И ни его природный цинизм, ни изворотливость не уберегли его от элементарного использования в своих целях более изощренными московскими политиканами в их борьбе с парламентом и его председателем. «Дудаевская Чечня» стала козырной картой и удобным политическим полигоном для подрыва мощных позиций спикера, которого даже в самых хитроумных политических играх Кремля становилось невозможным переигрывать», — так оценивали объективные аналитики роль Дудаева в противостоянии «Кремль — Верховный Совет».
Но дело в том, что положение самого Дудаева к началу 1993 года ослабело предельно в республике, он едва удерживался в своем падающем «президентском» кресле. Недовольство народа приняло всеобщий масштаб, республика непрерывно митинговала, требуя отставки «чокнутого» генерала. Ему, как воздух, нужна была поддержка со стороны Центра. И она ему предоставлялась правительством Ельцина — Гайдара — Бурбулиса, причем непрерывно и прежде всего крупными финансовыми траншами. При этом игнорировалось Специальное Постановление Верховного Совета, запрещающее финансирование деятельности дудаевских властей, впредь до полного упорядочения обстановки в Республике в соответствии с Законом и Конституцией. (Напомню, «президентские выборы в Чечне» были признаны незаконными V Съездом народных депутатов России еще в ноябре 1991 года).
25 апреля 1993 года на своем заседании чеченский парламент назначает на 5 июня 1993 года референдум «о доверии президенту и парламенту». В селах, городах, аулах, в станицах люди были твердо намерены выкинуть зарвавшегося диктатора-проходимца. В Грозном ситуация была напряженная — здесь уже два месяца продолжался бессрочный митинг, участники которого добивались отставки правителя. На сторону оппозиции переходит мэр Грозного бывший сподвижник Дудаева Б. Гантемиров. Муниципальная полиция, подчиняющаяся Гантемирову, взяла под охрану республиканскую избирательную комиссию с бюллетенями по референдуму. Стало ясно что, если состоится референдум и будут подсчитаны голоса, Дудаева ждет позорное изгнание.
Теряющие почву под ногами дудаевцы стремятся не допустить такого разворота событий: 4 июня, за день до референдума, они выводят танки и гаубицы и прямой наводкой расстреливают здание городского собрания, где располагалась упомянутая выше избирательная комиссии с бюллетенями. Полиция принимает бои и гибнет (погибли около 50 человек). Митинг рассеян, Дудаев «победил», но это уже откровенный диктатор-путчист, его и без того сомнительная легитимность рассеивается как мираж в пустыне.
Интересно и то, что накануне этих событий правитель публично заявил, что ему на помощь придут два российских полка ВДВ, находящиеся на территории Северной Осетии и Ингушетии, введенные туда в соответствии с ЧП, объявленном после ингушско-осетинского конфликта 1992 года. — Блефовал он или говорил правду?
Собственно, режим был уже тогда на грани поражения и, как утверждают очевидцы, причина провала оппозиции таилась в нерешительности тех самых ее лидеров, возглавивших позже, с лета 1994 года, «временный совет» в Знаменском и его «правительство» — при поддержке Москвы. А затем узурпировавшие власть в Грозном, куда они въехали на броне российских оккупационных сил. Но тогда, летом 1993 года, десятки тысяч людей вышли на улицы по призыву оппозиции, требуя отставки Дудаева, а ее лидеры выясняли отношения между собой, распространяли слухи, что вот-вот должен «прибыть из Москвы Хасбулатов, он решит все», и тем самым дали возможность режиму организовать «параллельный митинг», затем — подкупить танкистов и артиллеристов, собрать какие-то вооруженные отряды, которые и расправились с ними. Одновременно московские покровители оказали существенную помощь Дудаеву, обеспечив ему «победу» над народом.
Писатель Мустафа Эдельбиев вспоминает: «Когда я зашел к Дудаеву, он стоя разговаривал по телефону: Говоривший на другом конце телефона выражался громко, «крепко». Кое-что я слышал из этого разговора. Муса Арсанукаев, начальник охраны, шепотом мне сказал: «Москва!» — Эдельбиев продолжает: «Я слышал: - Не вздумай проиграть! Разгони силой! Зачем мы оставили тебе танки и артиллерию! У тебя, что, денег мало? Проиграешь — пеняй на себя!..»