— Сделаю, боярин.

Очередная партия печенегов нарисовалась над парапетом.

— А, ну, бойцы, окрысились, вдарили разом.

Закрываясь щитом, он крушил врага на ближайшей лестнице. Никакого боевого транса, про который рассказывали Сашка с Андрюхой, он так и не чувствовал, просто тупо рубил лезущих наверх кочевников. По-видимому, никакого «дара» от перехода он не получил.

Подоспел очередной кипяток, до сорока ведер вара ухнуло вниз. Вопли, стоны, крики ненависти. Усталость давала о себе знать, появилось чувство легкого безразличия к происходящему. Заметив это в себе, Монзырев побежал по галерее:

— Не расслабляться, парни, еще немного и они отойдут. Мы их делаем, слышите, мы их имеем по полной программе. Куда им до таких богатырей, как вы. Работаем, работаем, — подбадривал он бойцов. В одном месте сунувшись, мечем подмогнул усталым ратникам, вместе сбросили с лестницы целую гроздь кочевников. Прикрывшись щитом, выглянув вниз, рассмотрел копошащихся вшами захватчиков. Продолжил дальше свой путь. Подбежав до угловой башни, заметил сотника, молотившего топором очередного копченого. Став рядом с ним, приложился мечом к «клиенту», отдышавшись, сказал:

— Первак, посмотри тут за всем, я на восточную стену, чувствую там жарко.

— Сдюжим.

На восточной стене силами дежурной сотни, удалось локализовать проход, проделанный неприятелем в защите и спихнуть его со стены на внешнюю сторону.

Получив переданный Мишкой приказ Монзырева, срочно выдвинуться на восточную стену, Трувор привел туда бойцов. На галерее, уже вовсю кипела рукопашная схватка, проходы были завалены трупами защитников и атакующих, кровью обильно залит пол, ноги скользили по ней. Не обращая внимания на потери, кочевники рвались в прорыв, шагая в полном смысле по трупам своих. Критический момент боя для славян приближался с каждой минутой все ближе. По одной из внутренних лестниц печенеги прорвались во внутренний двор крепости. Попавшихся на пути женщин и детей, кипятивших воду у чанов и разносивших ее, они просто вырезали.

Подоспевшая сотня, полностью вооруженная арбалетами, на ходу перестроилась в пять шеренг, как на отработке упражнения пошереножной стрельбы, стала стрелять. После выстрела, первая шеренга, просачивалась в последний ряд, на ее место вставала вторая. Пока пятая шеренга попадала в первый ряд, первая уже была готова к стрельбе. Болты пробивали тела, кольчуги, прошивали щиты прорвавшихся во внутренний двор. По широкой лестнице, сотня, уменьшив количество людей в шеренге, почти строем вошла в галерею. Отстреляв, как в тире, оставшихся врагов, не вступая в рукопашную вообще, лишь прикрываясь щитами от шальных стрел, сбросила кочевников вниз со стены, тем самым освободив галерею. Цепью, подбежав к внешнему парапету, выпустили болты вниз под стену. Рывок, штурмовые лестницы втянуты внутрь крепости. Попытка прорыва восточной стены отбита.

Запыхавшись, прибежал Монзырев:

— Ну, что тут, Трувор?

На защитников галереи, оставшихся в живых, было больно смотреть, все в крови, своей и чужой, раны, ссадины, одежда на многих превратилась в тряпье, даже кольчуги участников рукопашной схватки, были основательно порваны или порублены. В воздухе отчетливо витал ни с чем несравнимый, тяжелый, отвратный запах свежей крови. Запах сродний с запахом бойни.

— Халег погиб. Много погибших, ранены все.

— Вижу.

Выглянул вниз за стену. Печенеги отходили, бежали, бросив сотни убитых и раненых соплеменников под стенами. По отступающим, уже никто не стрелял, на людей навалилась апатия после прошедшего боя, вид погибших товарищей — удручал. На стенах копошились бабы и дети, выискивая и унося на себе раненых тяжело, вниз.

— Трувор, смени своей сотней сотню Халега на стене. Сегодня штурма не будет, людям, вышедшим из этакой мясорубки, нужен отдых. Да, и пошли команду вниз за стену, пусть добьют раненых врагов и соберут оружие. Смотри, чтоб не подставились под стрелы конных обормотов.

— Понятно.

Монзырева разыскал Мишка, тот шел по галереям, проходя через сквозные проходы в башнях.

— Дядя Толя, печенеги отступили от всех стен, — доложил он.

— Добро! Посылай своих парней к сотникам, пусть срочно доложат мне о наших потерях. Я у северных ворот буду.

— Слушаюсь!

Великий князь Кулпей метался по юрте, ругая всех и вся у себя в ставке, грозясь и запугивая своих сотников, тех, кто остался жив после штурма, грозил подвергнуть самым страшным наказаниям, которые только смог придумать для них. Ему доложили о потерях. Только убитыми орда потеряла больше семнадцати сотен воинов. А еще были раненые, правда, все легко, тяжелые остались под стенами уцелевшей крепости. Восемь сотников погибло, сложив свои буйные головы. У северных ворот погиб и малый князь Сак-мат.

Великие боги, почему вы так наказываете его, почему было бы не отправить в это гиблое место малых князей, потом спрашивать их за неудачу в походе. Надо было самому идти вглубь территории русов. Привычно пройтись огнем и мечом по изведанным еще предками дорогам.

Привести воинов и положить под стенами никому неизвестной крепостишки добрую половину кочевьев, как посмотрят старейшины родов на все это? Спросят, где хабар, где рабы, куда делись наши сыновья? Почему они не вернулись из набега?

— Резать лошадей, кормить воинов. Назначаю на завтра новый штурм, мы сожжем это логово бешеных волков! — брызжа слюной в лица своих военачальников, закончил разнос подчиненных Кулпей.

Неглядя больше ни на кого, повелительным жестом руки прогнал из юрты всех собраных на «разнос», остался в одиночестве переживать горечь неудачи.

Потоптавшись у юрты вождя еще какое-то время, сотники отправились к своим воинам, пошли зализывать раны.

У северных ворот Монзырев столкнулся с воеводой. Перевязанная наспех голова с пятном крови, проступившим через серую холстину, нагрудные пластины на кольчуге помяты от доброго удара, кольчужное плетение на рукаве порвано, да и сам рукав рубахи оторван напрочь, в усах варяга запеклась кровь.

Монзырева воевода встретил с широкой улыбкой на лице:

— Отбились, Николаич! Ты только глянь за ворота, сколько ворогов полегло. Нет, не ждут еще нас боги в чертогах своих.

— Чему ты радуешься, Гунарович? Ты сам посмотри, скольких мы потеряли.

— А ты что, боярин, думал, кочевники нас жалеть шли, что ли? Они за жизнями нашими шли.

— Да это ясно, воевода. Но я рассчитывал на меньшее количество жертв.

Из-за поворота нарисовались Андрюха с Мстиславом, мужем Людмилы, тоже заляпанные кровью, помятые, но в приподнятом настроении.

— Ты видел, Николаич, как мы их уделали? Этот князек со своими отморозками, пер как трактор по бездорожью. Строил из себя быка в законе. А мы ему раз, и рога заголили.