По лестнице поднялись на стену и, пройдя по сквозному переходу через правую надвратную башню, остановились на небольшой галерее над воротами. На противоположной стороне рва, в седлах косматых, вытанцовывающих на месте лошаденок, скучали трое печенегов в своем черном прикиде. Один из них был одет явно побогаче, чем сопровождающие, поверх халата на нем красовался пластинчатый доспех. Над головой крайнего левого всадника, на копье поднят конский хвост белого цвета.

— Эй, копченый, чего тебе надобно от меня? — крикнул Анатолий, чуть наклонившись со стены, опираясь руками на защитный парапет.

Вглядываясь в темень под крышей галереи, посланец прокашлялся, явно собираясь с мыслями.

— Я послан великим князем орды Кулпеи. С кем я говорю?

— С боярином местным. Чего тебе?

— Великий князь повелел передать, что мы вас трогать не будем и пройдем мимо, если вы заплатите дань орде, десятую часть всего, что находится в городище. Поверь, это хорошее предложение. Если вы откажетесь, мы сожжем вашу крепость и вырежем все живое в ней.

— Подожди, посланец, так дела не делаются. Нам надо подумать, посоветоваться.

— Думай, рус. У тебя есть время до захода солнца, потом смерть.

— Что он ответил? — полулежа на подушках в походном шатре, спросил Кулпей. Из глиняной чашки, он пил сквашенное молоко. От такой пищи, желудок периодически бурчал, и великий князь громко пускал ветры.

— Он будет думать до захода солнца, — склоня голову ответил Кур. — Но это хитрый рус. Я мельком видел его, думаю, он морочит нам голову, ничего не даст и ворота не откроет.

— Разве этот сын шелудивой собаки не видит, сколько воинов я привел к городищу? Или он на что-то надеется?

— Русы упрямы, мой господин. Скорее всего, он рассчитывает на крепость стен, хочет отсидеться за ними.

— Буртим, вели сотникам. Пусть делают лестницы для штурма. Чтоб к утру было по десять лестниц на каждую сотню. Совсем обезумели эти русы, решили тягаться с ордой.

— Повелитель, — склонился перед князем Буртим. — Сотник Парсак вернулся, говорит, проход вдоль реки перекрыт. Славяне завалили его срубленными деревьями по всей дороге вниз по реке. Пройти можно только пеше.

— Где?

— Версты четыре отсюда.

— Проклятые русы, степные шакалы, кого они хотят остановить? Сак-мат, выводи сотни, пусть обстреляют крепость, стрел не жалейте.

Стоя на крепостных стенах, воины увидели приближающуюся толпу пеших печенегов. Конной лаве было сложно развернуться на пятачке в долине. Печенеги плотной массой черных халатов, будто саранча слетевшаяся на поле, покрыли площади почти до самых рвов. Зашелестел ливень выпущенных по защитному сооружению стрел, они стучали по крышам, стенам, проносились сквозь галерею. Неподалеку послышались стоны.

— Всем укрыться за парапет и стены, — запоздало, подал команду Трувор.

— Не дождались заката солнца, засранцы, — констатировал Монзырев. — Видно, пришли вести, что они закупорены в мышеловке. Давай, Вестимир, спускайся со стен. Твое дело — заниматься ранеными, а они у нас, судя по всему, появились. Трувор, ну-ка, ответьте им, только без фанатизма.

Укрывшись за крепостными стенами вои, высовываясь на мгновение из укрытий, стали ответно стрелять из луков, по плотной темной массе противника. Плотность печенегов у рва была настолько высока, что промахнуться было просто невозможно. У кочевников появились первые убитые и раненные. Рассерженные выкрики толпы заглушали их стоны. За пешцами, гарцуя на лошадях, отдавая приказы и ругаясь, находились воинские начальники. Расстояние для лучников было предельным.

— Сотник, ну-ка пускай попробуют ссадить хотя бы одного всадника.

— Замята, стрельни по папуасу, что гарцует напротив нас. Уж дюже глотку драть горазд!

— Угу, — высунувшись на короткий миг, Замята, охотник-промысловик, взглянул на конного степняка. Спрятавшись, наложил стрелу на лук, вдел в тетиву ее оперенный конец, приподнялся и пустил стрелку по назначению. Стрела вошла наезднику в шею. Пораженный печенег откинулся на круп лошади, а уже оттуда упал наземь.

— Есть один, — констатировал факт Трувор.

Перестрелка шла не прекращаясь. Внезапно печенеги, вытаскивая раненых, отхлынули от рва вглубь занятой территории. Солнце уже стояло низко над кронами деревьев.

— Все, на сегодня проверка на вшивость закончена. Сотник, подсчитать наши потери и доложить. Мишаня, — обратился к стоявшему за стеной юному порученцу, Монзырев. — Пусть твой десяток мальцов пробежится по крепости. Узнайте у старших о потерях. Мне нужна информация.

— Слушаюсь, Анатолий Николаевич, — на бегу откликнулся юнец.

Монзырев поднялся на площадку башни, слегка выдвинутую вперед наружу, и в бойницу разглядывал утыканную стрелами, словно спина ежа, стену.

«Хорошо. Запасец-то стрел у противника большим быть не может. Только то, что на вьючных лошадях везут, да на заводных, да по паре тройке в колчанах, и все. Красота. Еще пяток таких обстрелов и голой жопой дикообраза атаковать будут. Ай, молодца, князек! Чем бы тебя еще так разозлить?».

Рядом, сопя, стоял Акун, кроме него на площадке находилось еще трое бойцов. С приходом боярина, они отложили на расстеленную, прямо на доски пола холстину, нехитрую снедь. Простовато пытались понять, чему обрадовался лидер сопротивления.

— Че, хохлы прищурились? — развеселившись, глядя на их непонятливые лица, спросил Монзырев. — Небось, сала захотелось?

— О чем ты, боярин? — лупая глазами, произнес Акун.

— Да, все забываю, что анекдотов еще не изобрели. Ну, с почином нас, бойцы. Завтра на штурм пойдут.

— Отобьемся, боярин, к ведунье не ходи, отобьемся.

— А куда мы нафиг с подводной лодки денемся.

За рвом, по всей протяженности стены, были видны лежавшие, убитые печенеги. Раненых противник утащил за собой при отступлении, за мертвецами придут ночью. На крепость опустились легкие сумерки. Наступали ночные часы передышки. Впереди была неизвестность завтрашнего утра.

Южная ночь беспросветно темна. Она ласкает уставшего воина своей теплотой, стрекотом сверчков и цыкад, при легком дуновении ветерка, мириады светляков перелетают с одной полянки на другую, фосфорной, светящейся дорожкой рассекая ночную темноту. Так будет до самого рассвета. Лишь предутренняя прохлада пахнёт на травяные озера и ночная сказка развеется с приходом туманной дымки, настанет предверие нового дня и новых забот. Что ожидает нас за туманом? Какие заботы ждут впереди?

С первыми лучами солнца в печенежском лагере все пришло в движение. В котлах варилась конина, на кострах жарилось мясо, из той же конины. Дурманящий запах, вызывал слюну у воинов, долгое время питавшихся молоком. Великий князь приказал резать лошадей, воины должны идти в бой сытыми. Для кочевника зарезать лошадь в походе — это, практически, преступление, но орда должна быть сильной.