– Где же этот чертов пожар? – послышался мужской голос.

– В одной из других комнат, должно быть, – последовал ответ. – Но не в моей.

Наконец появился какой-то свет – мерцающий ореол от свечного огарка, который держали высоко над головой. Убийца проворчал, помрачнев от разочарования и злости: слишком рано, слишком рано. Но прежде чем свет прорезал темноту, мужчина, несший свечу, споткнулся – на этих затоптанных до дыр ковровых дорожках оступиться было легко, потому что скаредность старика не знала границ. Свеча перелетела через резные лестничные перила и, погаснув, упала в холл, расположенный далеко внизу.

– Не хватало нам только еще одного пожара, – произнес резкий женский голос.

К этому времени они все сгрудились в темноте, наталкиваясь друг на друга. Готовый на все душегуб по-прежнему ждал, ощущая болезненную ярость. Неужели план потерпит неудачу!

«Нет, – ответило немым возгласом переполненное гневом сердце. – Только не это!»

Смерть! Такое короткое слово, но столь многое означавшее. Прекратятся угрозы, унижения, и многолетние долги будут наконец-то улажены. А потом, когда, казалось, пропала всякая надежда, момент настал. Одна из фигур отделилась от остальных и знакомой быстрой походкой подошла к самой вершине лестницы. Сейчас! Всего один хорошо рассчитанный удар стариковской тростью, и задуманное совершено. Можно было даже представить, как человек падал вниз. Беспомощное тело, свалившееся в черноту холла. Ни у одного из жителей дома, совершившего подобный полет, не оставалось почти никаких шансов выжить!

И всего лишь секундой позже, чем диктовалось необходимостью, свет замерцал снова.

II

Никто не мог с уверенностью сказать, сколько времени прошло после очередного крика «Пожар!» и грохота снизу, хотя все слышали хриплый вопль, сопровождавший падение, и тошнотворный звук, когда что-то упало, ударилось о какое-то препятствие и продолжило валиться вниз. Бестолковая толкотня на верхней площадке усилилась. Голоса тоже как будто натыкались друг на друга.

– Кто это был?

– Кто кричал?

– Кто упал?

Крупная дама уже не первой молодости миновала взволнованную группу у вершины лестницы, держа в руках фонарик сторожа. Луч света выхватывал из темноты изорванный ковер и ноги людей, остолбеневших после этого вопля и жутких последствий. Свет быстро опускался все дальше вниз, словно двигался сам по себе. Женщина, державшая фонарик, оставалась скрытой мраком. Один из мужчин снова поднял над головой огарок свечи. Чудовищные тени заплясали на окрашенной стене.

– Будьте осторожны! – произнесла дама почти басовым тоном. – Свечной воск капает.

– Этим коврам уже ничто не может повредить, – возразил ей мужчина более высоким голосом.

Другой мужчина протиснулся между ними.

– Мне нужно увидеть, что произошло. Это не Лилиас упала? Крис!

– Я здесь, – отозвался Кристофер Лэйси на зов брата. – Боже, до чего же ужасная лестница!

– Поберегись, чтобы тоже не зацепиться ногой о прореху.

Все голоса в почти полной темноте стали неразличимы между собой.

Из холла донеслась реплика женщины – Лилиас Темпест:

– Это Гарт? Ах, Кристофер, это вы. Здесь кузен Эверард. Думаю, он сломал себе шею.

Кристофер Лэйси сухо констатировал:

– Было бы удивительно, если бы он не переломал себе все кости, грохнувшись с такой высоты.

Наверху из коридора показалась стройная фигура.

– Что случилось? Где пожар?

Мерцание свечи выявило ее: светловолосую и подтянутую, с лицом, не выдававшим возраста, которое даже после снадобья, наложенного перед сном, не утратило своеобразной суровой красоты.

У Сесила Темпеста, державшего свечу, дрожала челюсть и стучали зубы, но он смог произнести:

– Господи! Я совершенно забыл о пожаре. Джулия…

– С ним случаются порой такие припадки, – сказала женщина с резким голосом. – Своего рода кошмары.

– На сей раз это действительно кошмар, да еще какой! – Свободной рукой Сесил крепко вцепился в перила у вершины лестницы. – Лилиас!

– Тебе не надо пока спускаться сюда. Подожди минутку, – четко распорядилась Лилиас. – Мы как раз сейчас передвигаем его. Доктора уже вызвали? А где Джулия?

– Я иду, – ответила та.

Она была компаньонкой-управляющей уже пятнадцать лет, с тех пор как старик унаследовал от покойного брата дом и деньги. Бодрым маршем Джулия начала спускаться по лестнице. Это напоминало какой-то жуткий балет, в котором все покачивались из стороны в сторону, а сцену освещал единственный огарок свечи.

Шаги по лестнице слышались все тише. Затем вдруг раздался приглушенный возглас.

– Боже! – воскликнул Сесил на верхней площадке лестницы. – Надеюсь, это не еще один несчастный случай?

– Споткнулась обо что-то, – лаконично ответила Джулия в своей обычной манере. Она наклонилась и ощупала ступени. – Ого!

Кристофер Лэйси, стоявший в холле рядом с упавшим, спросил:

– Что там такое?

– Его вставные зубы, – мрачно сказала Джулия. – То есть одна нижняя челюсть. Должно быть, вывалилась, когда он… падал. Если только не нес ее в руке.

– Верхняя челюсть у него во рту, – заметила Лилиас.

Сесил не понимал, как ей удается оставаться настолько спокойной. Сам он с трудом сдерживал тошноту.

– Нам нужен доктор? – пробормотал Хью.

– Не думаю, что он сможет чем-то помочь, – сказала Лилиас, – но, наверное, нам все же лучше вызвать его.

– Уже звоню, – сообщила Джулия, и они услышали негромкое звяканье телефонного колокольчика.

– Просто чудо, что кузен Эверард вообще приобрел телефон, – с горечью сказал Гарт Хоуп.

– Это моя заслуга, – выкрикнула Джулия. – Алло! Да, мне нужен доктор Масгрейв… Потребовалось два года уговоров, – добавила она.

Двое ее собеседников на вершине лестницы придвинулись ближе к перилам.

– Не выношу вида крови, – стыдясь, признался Сесил.

– Там и без нас хватает людей, – утешила его Люсиль Хоуп. – Это твоя трость?

Сесил склонился ближе:

– Нет. Одна из тростей старого Эверарда. Вероятно, он прихватил ее с собой, ложась спать.

– Меня это ничуть не удивляет, – кивнула Люсиль. – Он всегда хромал сильнее на людях, чем когда оставался один.

– Я что-то не чувствую запаха дыма от пожара, – сказал Сесил.

– Полагаю, никакого пожара и не случилось. У него разыгралось воображение. Он был мерзким старикашкой. Не представляю, как могла Джулия терпеть его целых пятнадцать лет.

– Предполагаю, у нее имелись на то свои причины, – хмуро пояснил Сесил.