– И никто на ней не женится, – подчеркнул Каммингс куда мрачнее, чем раньше.

Крук удивленно уставился на него.

– С чего это ты взял?

– Ну, ее же тоже привлекут, так ведь?

– За что?

Теперь Каммингс уставился на Крука.

– За соучастие в убийстве своей тетки.

– Я знаю, что у нас замечательная полиция, которой нет в мире равных, – признался Крук. – Но даже она не может арестовать женщину, не имея доказательств. Я знаю версию, которую мисс Флора изложит полиции, и версия эта просто замечательная. Уж поверьте мне, она обо всем подумала. Прежде всего письмо. По ее версии, она третьего апреля приехала в Минбери и случайно встретила там Хилла Гранта, который направлялся на почту. Поэтому она отдала ему письмо тетки, чтобы тот отправил его вместе с остальными. Откуда ей было знать, что он так его и не отправил?

Камминг скептическим тоном спросил:

– И ты веришь этим россказням?

– Какое, черт подери, имеет значение, верю я им или нет? Самое главное – никто не сможет доказать, что это неправда.

– А остальное?

– Подделанный штемпель. Ну, она заявит, что ничего об этом не знает. Ей неизвестно, как его подделать. Наверное, так оно и есть. Телефонный звонок, на который мисс Флора ответила вечером седьмого числа, показался ей настоящим, от тетки. Она не подумала о том, что телеграмма из военного министерства может оказаться подложной. Мистер Грант протянул ее Флоре, но она не обратила на нее особого внимания. Его дела ее никоим образом не волновали. Она не задумывалась о том, что почта закрыта. Что же до белья ее тетки, которое вернули в дом и положили в ящик в комнате старухи – ну, мисс Флора заявит, что это наверняка дело рук Гранта. Она никогда не видела открытого чемодана после того, как он вернул его обратно. Понимаете, Грант, скорее всего, возил в нем еще и свой «маскарадный антураж». Но у него была масса возможностей зайти в комнату мисс Керси, пока дома никого не было. Ну? Что вы на это скажете, ваша честь? Вы можете сказать, что от этого просто разит сговором, но не сможете этого доказать. Мисс Флора ничего не знала о девушке, у нее хватило здравого смысла не оставить ни единой строчки, которую Грант или кто-то еще мог бы предъявить в суде. Уотсон может поклясться, что предостерегала старуху насчет этого субъекта, говоря, что он авантюрист да к тому же еще и отпетый негодяй. Да и сама она преданно служила старухе много лет. Нет, совершенно не вижу, как хоть какой-то суд решится предъявить ей обвинение.

– И она получит жемчуга, – вставил Каммингс. – Это же первоклассный материал, Крук. Не говоря уже о всяких рисках. Да ты и сам много и часто рисковал.

– Убийство – игра рискованная, – подчеркнул Крук. – И его раскрытие тоже. Я могу быть столь же убежден в том, что Грант виновен, как какой-нибудь псих истово верит, что он Господь Вседержитель, но для судов этого недостаточно. Там нужны доказательства, и пусть Грант даже станет извиваться, как змей-искуситель, ему нелегко будет увернуться от факта – поданного им девушке бокала с мадерой. Собственно говоря, его повесят не столько за то, что он совершил два убийства, сколько за то, что он оказался полным идиотом. Зачем он слишком широко разевал рот? Если бы он промолчал о не умевшем разговаривать попугае, девушка не сложила бы два и два и вообще его ни в чем не заподозрила.

– Мой друг Скотт Эгертон, – мрачно заметил Брюс, – говорит, что Судьба всегда придерживает последний козырь и открывает его только праведникам.

Крук немного рассердился.

– Эти наши парламентарии считают, что знают все и вся. Нужна война, чтобы доказать им, что не такие уж они умники, каковыми себя мнят. Эй, Билл, ты пиво экономишь, чтобы искупаться в нем?

Билл понял намек и склонился над бочонком.

– Разумеется, – несколько язвительно заметил Брюс, – мы знаем, что Крук верит лишь непреложным фактам. Уже одно то, что он взялся за это дело…

Крук широко улыбнулся, и к нему вернулось хорошее настроение.

– Давайте взглянем на действительное положение вещей, – предложил он. – Все обернулось к лучшему. Мисс Керси – никоим образом не потеря для общества и Грант тоже. Мисс Флора «соскочит», а она уже и так отбыла бо`льшую часть пожизненного заключения, так что я не испытываю ни злости, ни зависти относительно того, как может сложиться ее дальнейшая жизнь. Уотсон получила пансион своей мечты, а девушка избавилась от негодяя. Вскоре она забудет Гранта. Я таких знаю. С виду хрупкая, а внутри кремень. Если этот ее норвежец не объявится – а на войне поразительные вещи случаются, и никогда не знаешь, как все повернется, тогда найдется кто-нибудь другой. Она не из тех, кто умрет старой девой.

– А Чайный Колпак? – спросил Брюс. – Этот удар по голове – самое лучшее, что могло с ним произойти?

Но Крука было не так-то легко обескуражить.

– Давайте взглянем на это с научной точки зрения. Что для него было в жизни главным? Размышления о теории времени. Ну, для нас удар по голове может означать просто смерть, но для него он может оказаться кратчайшим путем в вечность. К этому моменту старик наверняка точно узнает то, что ему всегда хотелось понять, и очень жаль, честное слово, что он не может нам прямо об этом сказать.

I

В насквозь промерзшем, давно погруженном в темноту доме кто-то дожидался своего «часа икс». Время тянулось так медленно, что можно было почти слышать, как оно тащится, шаркая ногами. Часы отсчитывали секунды: тик-так, тик-так. Незакрепленная ставня стучала на ветру. За ветхой панелью что-то старательно грызла мышь.

Приоткрыв дверь спальни, человек слушал и выжидал, зная, как любой актер или актриса, что все зависит от правильно выбранного момента. Где-то в конце коридора прозвучали шаги, с мягким стуком закрылась дверь. Снова наступила тишина, столь же выразительная, как и самый пронзительный вопль. А часы по-прежнему продолжали свое: тик-так, тик-так. Разболтанная ставня все так же хлопала. За хлипкой облицовкой стены потревоженная чем-то мышь замерла.

Откуда-то среди этой мрачной тишины раздался жуткий крик:

– Пожар! Пожар!

Похожий на огромный сарай дом подхватил и раскатисто разнес эти слова сквозь непроницаемые тени верхних этажей, заставляя эхом отражаться от стен, затем лететь между пролетами широкой лестницы. Открылись двери, послышались шаги, раздались голоса. Один из них, звучный, как колокол, воскликнул:

– Вернитесь назад! Вернитесь! Здесь нет света…

Отчасти именно это и являлось причиной страха. Старик был настолько гнусен, что отключал электричество еще в десять вечера, и потому его гостям приходилось довольствоваться огарками свечей или фонариками, которые они привезли с собой.

Необъятных размеров главная лестница полностью погрузилась во тьму. У ее вершины стена имела изгиб внутрь, и именно там, пока неверный свет не выдал секрета, мог укрыться человек – спрятаться и наблюдать, дожидаясь решающего и рокового момента. Сердце убийцы стучало, как барабан. Непреодолимая властная сила требовала: «Быстро. Действуй быстро, пока не поздно». И снова исполненный испуга крик прорезал темноту.