Опрос свидетелей шел своим чередом, когда чей-то визг разбудил ее. Перед высоким судом стоял неопрятный человек и нервно жестикулировал. Только после обращения к нему судьи стало понятно, что это был мужчина. На самом деле он был больше похож на высохшую старуху, и его писклявый голос лишь усиливал сходство.

— Она навела на меня порчу! — визжал он. — Я грешен, ваша честь, но богопослушен. Да, я всю жизнь бражничал, но когда я был во хмелю, Всевышний всегда посылал ко мне белоснежных ангелов! А с тех пор, как эта ведьма подсыпала мне свое зелье, одни лишь черти посещают меня!

— Как церковь истолковывает сию перемену? — обратился королевский судья к сидящему рядом священнику.

— Когда раб Божий воздает излишнее Бахусу, его душа на время отделяется от своей плотской оболочки, — начал свою проповедь пастор. — У набожных мирян она выходит в преддверье рая. Если же раба Божьего кто-то сглазил или он не несет в сердце Бога, то душа его заглядывает в геенну огненную!

— Посещаешь ли ты храм Господень? — прозвучал суровый вопрос судьи.

— Посещаю, ваша честь. Только Богом и живу!

— Молись денно и нощно, — продолжил свой напев священник, — и колдовские чары падут. — Повернувшись к судье, пастор заключил: — У меня нет никаких сомнений в том, что на сего грешника была наведена порча.

— Спаси господи! Спаси господи! — запищал себе под нос бражник и попятился прочь.

— Что скажешь в свое оправдание? — обратился судья к старухе.

— А чего ж тут говорить? Дала я травок жене бедолаги этого, чтобы отвадить мужа от пьянства. Да только травки эти Богом данные, а стало быть, никакой порчи в них и быть не может!

— Не смей касаться своими грязными устами имени Создателя нашего! — грубо прервал ее священник.

Окончательно проснувшись в своем видении, Ника взглянула на обвиняемую. Их глаза встретились. Старуха улыбнулась и едва заметно кивнула, будто здоровалась. Что-то теплое и ласковое наполнило душу: перед судьями стояла Матрена. Ника уже хотела подбежать и обнять свою мудрую учительницу, как вдруг мимолетное сходство пропало.

Старуха уже отвернулась и смотрела на последнего свидетеля. Знахарка узнала в нем крестьянина, который в тупом порыве ревности убил свою жену, когда та была на сносях. С тех пор душегуб лишился рассудка и обвинял в содеянном всех, кого встречал на своем пути.

— Она умертвила моего нерожденного ребенка! — бешено вращал он глазами. — А потом запустила злой дух в жилы моей бедной жены!

Крестьянин завыл и осел на пол. Он зажал руки меж колен и стал раскачиваться как маятник взад-вперед, уже не реагируя на окружающее. Церковь загудела в негодовании. Смотрители храма с трудом утащили сумасшедшего в боковую дверь. Когда ропот стих, судья обратился к знахарке:

— Оправдывайся, если можешь!

— Злые языки нашептали этому горемыке, что не он отец своего первенца, — с горечью произнесла старуха. — Рассудок оставил его, и он жестоко побил оклеветанную женщину. Не пощадил он и ее живота. Несчастная до срока разрешилась младенцем, который на моих руках отошел в мир иной. Рана внутри утробы роженицы была столь велика, что сквозь нее воздух зашел в жилы и закончил ее мучения.

В храме повисла тишина, было слышно, как под потолком резвились навозные мухи.

— Ты лжешь, старая ведьма! — разорвал тишину негодующий голос священника. — Воздуху не дано других путей в нутро человеческое, окромя как через глотку! Так решил Создатель. Так было и будет до скончания веков! И как смеешь ты утверждать, что божественный воздух, несущий благодать всему живому, может быть убийцей?! Только за одну эту крамолу тебя надобно предать очищающему огню!

Одобрительный гул прошел по рядам. Местная паства выражала поддержку своему пастору, да и видеть сожжение живого человека многим из них еще не доводилось. Герцог был доволен. Все шло как по-писаному. Настало время заключительного аккорда. Перед судом предстали две миссионерки с туманного Альбиона.

— Вот сопроводительные письма этих монашек, — священник передал свитки королевскому судье. — У меня, ваша честь, нет никаких сомнений в том, что перед нами непревзойденные разоблачительницы колдунов и ведьм! Им достаточно посмотреть человеку в глаза, и они тут же скажут, благочестивый это мирянин или безбожник. А не дай бог перед ними колдун или ведьма, — пастор истово перекрестился, — их начнет корчить в отвратительных судорогах!

Судья кивнул и монашек посадили в первый ряд. Наступал их звездный час. Скоро они заглянут в глаза подсудимой! Скрываясь в глубоких капюшонах своих балахонов, они уже накопили полный рот слюны и начали гонять ее между зубов. Получавшаяся пена должна была обильно покрыть их лица во время судорог, до которых они были большие мастерицы.

— Смотри на них и не смей отворачиваться! — приказал королевский судья старухе. — Если ты чиста, тебе нечего бояться!

Вызванная вперед монашка сбросила капюшон. Она выпучила глаза на знахарку и вздрогнула всем телом. Большая волна пробежала по черному балахону и тут же остановилась. Монашка хотела вытолкнуть изо рта готовую пену, но плотно сжатые губы не слушались ее. В мыслях она уже начала свой судорожный танец, но тело не подчинялось. Она стояла как истукан, ни один мускул не был подвластен ей. Насмешливый взгляд старухи пригвоздил разоблачительницу колдунов и ведьм к месту.

«Вот мы и встретили настоящую ведьму!» — с ужасом поняла миссионерка.

Вторая монашка не сразу сообразила, что происходит. Она увидела, как ее подельница давится накопленной слюной, и стала невольно сглатывать свою. Взглянув на подсудимую, она неожиданно вспомнила наставления епископа:

— Вы можете попасть на настоящую ведьму и быть околдованы ею. Поэтому мы посылаем вас парами. Пока колдунья занята одной из вас, другая должна закончить наше богоугодное дело!

Не дожидаясь разрешения судьи, вторая ясновидящая скинула капюшон и вышла вперед. Она закинула назад голову и разомкнула губы. Однако готовые вырваться остатки пены свинцовым комом застыли в глотке. Легкий ветерок пробежал по ее выгнутой спине и сковал все тело. Позабыв о своей миссии, она бездумно пялилась на мрачные готические своды.

В толпе раздалось шушуканье. Присутствующие начали переглядываться и вставать, чтобы получше разглядеть происходящее. Будто рябь на морской глади, весь зал пришел в движение. Несмотря на всеобщее смятение, никто не посмел залезть с ногами на лавку, кроме хрупкой болезненной девушки. Она неподвижно возвышалась над морем людских голов и, не отрываясь, сверлила взглядом выгнутую фигуру в черном балахоне.

Снизу раздался громкий шепот, кто-то тронул ее за руку, пытаясь посадить обратно на лавку…

Она медленно повернула голову. Рядом сидела узкоглазая девушка, одетая неподобающим для храма образом.