Маша фыркнула, но ругаться в ответ не стала.

– Как ты ее запер? – поинтересовался Семёныч. – И зачем?

– Не поверил, но все же хотел надеяться на лучшее. И зря. Наговор, на дверь замок из ее же волос, просто так не снять. Если, конечно, ее не выпустили… специально.

– Возьмите Рикера, – попросила Маша, – будет опасно, а он, хоть и сидит в кабинете большую часть дня, самый лучший.

– Возьмем, не переживай. – буркнул Семёныч. – Я вот теперь думаю – где квартиру новую искать. А ты сейчас с нами в офис поедешь, в моем кабинете поспишь. Засветили хату, ничего не скажешь.

Верно, засветили так, что впору валить прямо сейчас. Если знает ведьма, будут знать остальные. Пусть и тайну особо из этого не сделаешь, но стоило попробовать быть осторожнее.

– Сейчас ее отвезем и займемся твоим вопросом. Там же, – поделился Семёныч, – так что не надо сверлить меня взглядом и все такое. Могли бы и раньше, вообще-то, если бы кое-кто соизволил рассказать о собственных планах… Так, хотя бы поделиться самую чуточку.

Бородач был прав, спешка хороша при ловле блох. Тем более, драки с стригоем не избежать, и она, голодная и злая, сейчас еще то чудовище. Как бы не вышло воспользоваться самым простым вариантом – спалить к чертям собачьим дом вместе с кровопийцей Ириной, прикованной древними словами к своим квадратным съемным метрам.

Маше все порадовались, все, ставшие еще меньше по составу. Двух оперативников так и не отыскали, новых предстояло только найти из перспективных обычных людей, замечающих странное вокруг себя. С Урала к ним выехала на выручку целая партия, но самарские вполне осознанно предполагали от этого поворота сплошь неприятностей. Начнут носы совать повсюду, если не притащат с собой ревизора на их головы. В запасе оставались сутки, уральские ехали на машинах, везли экипировку с амуницией и где-то даже умудрились встрять в поиск кого-то из совсем старых Других.

– Пошли, – сказал Семёныч, – прогуляемся. Адрес скажи Рикеру, он подъедет куда нужно и даже осмотрится.

– Хочешь прямо днем?

– От солнца она не сгорит, как понимаю, но ослабеет. Ясное дело, ты с чего-то привык ночью работать, не спорю. Но там новый район, стариков нет, молодежь только к семи до дома доберется, отработаем без пыли.

– Как скажешь.

– Экий ты вдруг сговорчивый, я удивлен… – Семёныч, идущий впереди, вышел на улицу. – Адрес не сказал.

– СМС ему написал.

– Хорошее дело, все эти новые технологии, верно?

Хорошее, хотя все относительно. Другим мобильники помогают, но и без них они останутся с глазами, ушами и письмами, доходящими с ветром и крыльями. Им такого не дано, во всяком случае, не всем. А Мрак… А Мрак всегда пользуется удобным и новым, иногда даже лучше людей.

Осень за прошедшую, почти, неделю с приезда стала другой. Золота почти не осталось, а вот серело, чернело и чавкающе хлюпало все больше. Снег, вроде бы, даже пару раз выпадал, но все больше по окраинам, миновав старый центр. Вот и сейчас им шлось в ветер, но без каши под ногами, лишь по лужам после позавчерашнего дождя и жидкой размазне из грязи, раскиданной по тротуару натуральными коровьими лепешками.

– Куда идем?

– В музей, – пожал плечами Семёныч, – не, натурально, у нас тут неподалеку музей военного округа, как раз недалеко от бункера, кстати.

– И что в музее?

– Всякие нужные тебе ковырялки, не подумай, что с витрин или композиций, не. Всякий уважающий себя музей имеет запасники, а уж у нашего, что в паре сотен метров от штаба армии и бункера, такой загашник солидный. Глубокий, большой и даже с наполнением, времен Гражданской войны с чапанными бунтами.

От как…

Чапан – это такой мужской кафатан – не кафтан, армяк – не армяк, именно чапан, с запахом, с воротом, аккурат для Заволжья с его степями, ветрами и прочими капризами природы. А бунты так назвали именно из-за них, чуть позже всяких там Антоновых на Тамбовщине, зашлась и ставропольская земля, зацепив Самару с Оренбуржьем.

Ставропольская из-за Тольятти тот раньше назывался, как основал Василь Никитич Татищев, Ставрополем-на-Волге. Вот тут мужики в чапанах и бунтовали, аккурат, когда для голодающего Поволжья чекисты собирали все возможные ценности у остатков буржуазии со старорежимниками.

– Земля тут, в городе, знаешь какая?

Он знал, но мешать разболтавшемуся Семёнычу не спешил, пусть его говорит.

– На метр, не меньше кровью пропитана с семнадцатого года, да и в тридцатые вроде как тут творилось такое…

– Прям с семнадцатого?

Не удержался, поддел, как смог.

– Да… у нас тут кого только не было, КомУч, Дутов, чехи, эти то, суки, кровью хорошо все полили. Ну, потом Гай завернул все обратно и накидал по щам всем, кто под руку попался. Так что… тут, в городе, каждая стенка помнит, кого к ней ставили, кого стреляли, кого рубили с потягом.

Он не спорил. Только хотел поинтересоваться.

– Сам-то за кого стал бы в революцию, красный или белый?

– Я-то? Я б к Нестору Ивановичу ушел. Мне что эти, что те, не по душе, хочешь верь, хочешь не верь.

Вот она, великая русская нелогичность, завязанная не только на любви к себе, но и к стране с людьми. Бывшие умнее – бежали за границу. Или цепляли красный бант со звездой. А такие вот, как Семёныч, уходили в Гуляй-поле, в ковыль, в степь коню по грудь, где обрез да шашка, больше ничего не важно. И заканчивали потом свою жизнь в гноище, боли и рвущихся от нее ампутированных культей. Или с веревками, промазанными мылом на шеях.

– А сам?

Он пожал плечами. Его выбор тогда оказался прост – он убивал. Убивал всю шваль и дрянь, лезущую отовсюду, чующую кровь с порухой, стремящуюся добраться до человечинки. Для него алым все озарилось еще в четырнадцатом, когда началась Великая война и ему пришлось перебраться с любимого Урала на Украину, вытаптываемую не только разнородными и разноговорящими войсками, но тварями, уже забытыми даже хранителями знаний о Мраке с его детьми.

Как-то ему пришлось укладывать в землю самого настоящего ящера, огромную тварь, выросшую из кучи трупов под Галичем, и далась она с огромным трудом, забрав с собой жандармскую команду, сожранную и сращенную с ее больной плотью. Обычные люди, кто поумнее, кто наоборот, кто-то даже сбежал, но понимая простого: такие демоны не ходят в одиночку. Прикончить не-мертвых, сожравших дерезртиров, у него тогда вышло куда быстрее.

– Эй?

Семёныч смотрел на него со странным выражением на лице.

– Что?

– Ты как призрака увидел.

Он пожал плечами.

– Не люблю призраков. Их сложно вывести, а неприятностей от них много.

– Ну да. – Семёныч показал на костел, остающийся справа. – А это, хотя ты раньше видел, наш костел, и…