– Все готово. Нам пора, – с этими словами он берет Кейна под локоть. Жест получается скорее властный, чем предупредительный.

– Увидимся, – говорит Адам, указывая на небо. – Встретимся наверху. Мы набрали по двести очков.

– Ага. Фигня это все.

Сэди берет Кейна за руку, словно хочет удержать. В ее глазах стоят слезы. Кейн открывает рот, как будто собирается что-то сказать. Но не говорит.

КРОТы уводят его. Вместе с Распорядителем они шагают сквозь толпу. Зеваки тянут руки, чтобы прикоснуться к чемпиону. Кейн впервые кажется Адаму уязвимым – сейчас, когда его ведут под охраной. Он словно стал меньше ростом. Ни дать, ни взять, пленник, а не победитель.

Наконец, он скрывается из виду.

Адам и Сэди подъезжают к развалинам его дома. Он притулился под красной скалой, – забытый уголок захолустного городишки у черта на рогах. Они ставят мотоциклы у колодца. Адам окидывает взглядом старый дуб и холмик земли в тени его сухого ствола.

Он смотрит на могилу Фрэнка. Ту, что выкопал собственноручно для Фрэнка, погибшего под градом камней. Он думает о маме, которая умерла из-за ядовитого неба. Он тогда был совсем маленьким и почти не помнит ее. А потом не стало папы, но в его могиле нет костей. Настоящей его могилой стало дно озера Блэкуотера. Он утонул. Адам вспоминает Ната. Похороненного в пустыне.

Он не чувствует ни горечи, ни гнева. Лишь пустоту. Небо над головой грохочет. С холмов дует холодный ветер. Адам оборачивается и смотрит на дом, в котором родился.

Вспышка молнии. Гром. Начинается дождь. Крупные капли падают на крыльцо, стучат по рябым стенам. Под градом ударов хижина жмется к земле. Сэди прячется под дубом. Адам поднимает глаза и, моргая, смотрит на льющую с неба воду, набирает ее в рот. Он сам не знает, почему на душе у него так пусто. Дело ведь не только в могилах. Тут что-то еще.

Он смотрит на хижину, видит свое отражение в обломках стекла, и тут его осеняет. Просто закончилась Гонка. И ничто другое никогда не заставит его пережить такие эмоции. Полковник был прав.

Гонка и есть настоящая жизнь. На полную катушку.

Адам ковыляет по грязи, распахивает покосившуюся дверь и входит в полумрак. В нос ему бьет запах земли и сырости. Зажимая нос, он всматривается в темноту. Раздается раскат грома. Капли дождя барабанят по уцелевшим рифленым железным листам крыши. Большую часть листов содрали, – может, стащили, чтобы покрыть другие дома, и теперь сквозь огромные дыры льет дождь. Вспышка молнии освещает запустение. Тени поднимаются и обступают Адама.

Его оглушает шум, грохот, треск. Адам зажимает уши ладонями, стараясь отгородиться от этого звука, но камни все стучат, стучат, стучат. Хотя он понимает, что ему это только кажется.

Адам выходит из дома и шагает к убежищу, открывает люк и спускается по лестнице в земляное тепло. Воздух спертый. Затхлый. Как в гробу.

Его глаза привыкают к темноте, и он различает предметы. Вот лопата. Сломанные бочки. Проволочная сетка отбрасывает извилистую тень. В темном углу вдоль стены кто-то пробегает. Проворно. Почти незаметно. Порыв ветра. Мимо него проносится бесшумная черная тень. Раздается заунывный крик.

Кто-то хлопает крыльями, и темный силуэт взлетает на опорную балку, скрытую в тени. Адам поднимает голову и всматривается. На него смотрят желтые, как луна, глаза.

На насесте ютятся совы.

* * *

Дождь перестал. Адам стоит в дверях и моргает. В сгущающихся сумерках хижина кажется призрачной. Ненастоящей. Домиком из картона. На деньги, которые он выиграл, Адам смог бы привести его в порядок. Все починить. Купить кур. Поселиться здесь с Сэди. Он глубоко вздыхает и представляет себе, каково бы им жилось в Блэкуотере. В ожидании Леви.

Сколько бы они протянули? Несколько месяцев? Дней? Часов?

Он подбирает камень. Вертит его в руке. Проворно и умело заряжает рогатку и бросает камень, удивляясь, до чего легко и быстро получается.

Щелкает жгут, раздается звон стекла. Оставшиеся от окна осколки разбиваются вдребезги. Адам выуживает из мешка следующий камень, но не бросает его. Разворачивается и идет прочь. Он понимает, что не вернется. Напоследок останавливается у могилы Фрэнка.

– Ты был прав, Фрэнк. Почти во всем. Все эти твои мантры работают. Кроме последней: «Никому не верь. Будь сам по себе». Вот тут ты ошибался.

Адам садится на «лонгторн» и смотрит на Сэди.

– Нам нельзя здесь оставаться, – говорит он.

Сэди бросает взгляд на Адама.

– Надо найти следующую гонку. Зарабатывать очки. Пока не наберем достаточно, чтобы попасть на Небесную базу. Мы выживем. Вместе.

Адам кивает, но думает о накода. Вспоминает о детях с длинными волосами и зеленых равнинах, поросших суккулентами. О покрытой мхом земле. Полях с яркими цветами. По их стеблям, точно кровь, течет сок. Вот где настоящая свобода. Наедине с природой. Там люди не просто выживают… они живут.

Повертев голыш в руке, он убирает его в мешочек на поясе. Поднимает глаза и видит, как над скалами тянется в сумеречное небо белая реактивая струя. Это взлетает солнечная ракета. Адам представляет, как она летит, а внутри нее засыпает Кейн, пристегнутый ремнями безопасности.

Поднимается ветер, и Адам вздрагивает. Веет зимним холодом.

– Ну что, куда? – спрашивает Сэди.

– У нас только одна дорога, – отвечает Адам, надевая очки, – на Небесную базу.

Огромное спасибо моим учителям английского языка. Майку Стэлли и Киту Севиджу[10](который ничуть не оправдал свою фамилию).

Замечательным людям из Bath Spa MA Writing for Young People. О них можно слагать легенды. Люси Кристофер. Никола Дэвис. Джон Маклэй. Джанин Амос. Моей бесстрашной наставнице Мими Тебо, которая посоветовала мне увеличить количество слов. Чудесному Стиву Воуку. Если у вас кризис и вы засомневались в ценности своих работ, попросите Стива прочитать их вслух. В его исполнении самые обыденные вещи звучат волшебно (не в том смысле, что вы пишете обыденные вещи… они прекрасны). Вдохновляющей Джулии Грин. Она – воплощенная душа и радость сочинительства и, как никто другой, умеет разглядеть и помочь отточить талант. Только я, пожалуй, ускользнул из ее сетей. Моей группе по писательскому мастерству – Алексу Харту, Блонди Кэмпс, Клэр Фернисс, Хелен Хердман, Лу Херси и Саше Басбридж, которые отчаянно борются с наречиями.

Моему агенту, Стефани Туэйтс, и команде литературного агентства Curtis Brown, в особенности Клэр и Эмме. Знакомство со Стефани стало для меня поворотным моментом в жизни. Я согласен с каждым ее словом.