– Здесь неприятностей не будет, – сообщилБольшаков, – пока американцы или еще кто-нибудь не предъявят намконкретных доказательств существования нашей организации~

– А если предъявят? – прямо спросил Чеботарев. –Что будем делать тогда?

– Стреляться, генерал. – Непонятно было, Большаковшутит или говорит серьезно. – Мы создавали организацию, которая должназащищать интересы нашей страны. Пусть даже не совсем обычным способом. Мысоздавали организацию для того, чтобы выполнять работу, которую не могут делатьнаши официальные государственные службы. И я рассматривал свою деятельность ворганизации, как такую же службу своей Родине, как и моя деятельность вКомиссии. И надеюсь, что большинство наших сотрудников думают так, как я.Поэтому при любом раскладе мы не имеем права подставлять свою страну.

– Государственная дума официально разрешила проводитьоперации за рубежом с целью розыска лиц, виновных в гибели нашихсотрудников, – напомнил Чеботарев, – а предатели всегда виноваты вгибели наших соотечественников.

– Это мы с вами будем объяснять в прокуратуре, когда наспозовут на допрос, – добродушно заявил Большаков. – Давайте подумаем,что нам делать. У вас есть конкретные предложения?

– Начать полномасштабную проверку. Об организации знают всеее члены, а об операции Фармацевта в Испании были осведомлены только несколькочеловек. От силы двадцать или тридцать, – напомнил Чеботарев. – Ядумаю, удастся вычислить «крота».

– Эти двадцать или тридцать – наши самые лучшие сотрудники.И самые проверенные, – в сердцах возразил Большаков, – не говоря ужео том, что список должны открывать наши с вами фамилии.

– Правильно, – улыбнулся Чеботарев, – только мы свами вне игры. Если бы американцы получили такого «крота», как вы или я, этобыла бы их самая крупная удача за все время существования спецслужб США иРоссии. Вы можете себе представить, каким количеством оперативной информации яобладаю? Зачем мне продавать информацию об организации, если я знаю почти всехрезидентов нашей разведки, работающих в Европе? По-моему, вывод очевиден. То жесамое и с вами. Завербовать руководителя Государственной технической комиссиипросто невозможно. Такие люди, как вы, проходят путь, длиной в целую жизнь.Если собрать все секреты, которые вы знаете, их будет столько же, сколько упрезидента страны или премьер-министра. У американцев не хватит денег, чтобыкупить вас, Иван Сергеевич.

– Спасибо, – кивнул Большаков. – Прямо«патетическая соната». Только от этого мне не легче. Я знаю людей, с которымиработаю, уже много лет. И среди них никогда не было предателей. Вы жеосведомлены, как именно я отношусь к подонкам, которые готовы ради «тридцатисребреников» сдать свою Родину или своих бывших коллег.

– Нужно искать «крота», – твердо решилЧеботарев. – У нас есть человек, которого пока не знают в нашейорганизации?

– Есть толковый специалист, – вспомнив о Караеве,сказал Большаков, – недавно он вернулся из Италии. Я думаю, что мы можемпоручить поиски ему.

– Тогда все. – Чеботарев взглянул на часы.Поднялся. – Вы разрешите мне уйти?

– Конечно. – Большаков взглянул на молодогогенерала. – Скажите мне, Александр Дмитриевич, только искренне, зачем вывступили в организацию? Ведь когда распался Советский Союз, вам было толькодвадцать восемь или двадцать девять лет. Неужели у вас сохранилось некоечувство ностальгии? Или вы считали себя проигравшим в холодной войне? Но ведьвы были тогда лейтенантом.

– Капитаном, – поправил его Чеботарев. – Я работалприкрепленным к центральному аппарату. В августе девяносто первого. У меня наглазах сносили памятник Дзержинскому. Мы находились в здании на Лубянке,готовые умереть, если понадобится, но не пустить туда посторонних. Мы все былитогда готовы умереть. У каждого был свой последний патрон. И каждый из наспонимал, что случится, если толпа ринется в наше здание. Нас разделялинесколько сот метров. Многие тогда сбежали. Я остался. Я ответил на ваш вопрос,Иван Сергеевич?

– До свидания. – Большаков поднялся и протянул емуруку. – Я слышал об этой истории. Но хотел, чтобы вы сами мне обо всем рассказали.

Он был обижен. Нет, он был даже не обижен. Он был взбешен.Как много он сделал для опального олигарха. Как тогда старался сделать все, очем его просили. Сначала он уговорил несколько своих бывших коллег выступитьвместе с ним на совместной пресс-конференции. Она получилась достаточно громкойи провокационной. Они заявили, что им было поручено убийство известногоолигарха Глеба Жуковского.

После такого заявления он должен был уйти из органов. И всеего коллеги, которых он уговорил выступить вместе с ним, тоже ушли. Не помоглини черные маски, ни невнятные бормотания. Их быстро вычислили. По существующимправилам, принятым в любых спецслужбах мира, они не имели права выступать напресс-конференциях, тем более с подобными откровениями. Им тогда никто особеннои не поверил. В истории спецслужб не бывало подобных откровений сразу целойгруппы офицеров. Такие заявления были похожи скорее на организованнуюпровокацию, чем на реальную угрозу. И их всех просто уволили из органов. В томчисле и его, полковника Витовченко.

Но их пресс-конференцию запомнили те, кто никогда и ничегоне забывал. Против него возбудили сразу два уголовных дела, его товарищейначали преследовать. Некоторые сразу сдались, пойдя на сотрудничество. Некоторыесбежали. Он уехал в Лондон, поддавшись на уговоры опального олигарха. Тогдаказалось, что ему нечего опасаться. С большими деньгами в Лондоне можно былоочень неплохо устроиться. Собственно, неплохо устроиться можно везде, когдаимеется солидный банковский счет. Но олигарах его просто обманул. Он выделялему на проживание только полторы тысячи фунтов, на которые можно было лишьсуществовать, не умирая с голода. И отдельно оплачивал его расходы на жилье.

Полковник Витовченко в этот день приехал на встречу со своимстарым знакомым, чтобы договориться с ним о небольшом интервью для одного изамериканских изданий. Иногда он соглашался ради небольшого гонорара придуматьочередную историю или рассказать о кознях бывшего КГБ. Правда, платили немного,но это были деньги, в которых он так нуждался. Его знакомый – Анри Ланьель,мужчина без определенного возраста, которому можно было дать и пятьдесят, ишестьдесят, и все семьдесят. Он красил волосы в какой-то неприятный рыжеватыйцвет. Всегда носил яркие пиджаки и был больше похож на сутенера средней руки,чем на солидного бизнесмена. Впрочем, бизнесменом он никогда и не был. Он былжурналистом, осведомителем полиции, крупье в казино, продавал автомобили,владел небольшой туристической фирмой. Одним словом, занимался всем, чем можно,так и не сумев сколотить достаточно капитала на жизнь. Вдобавок ко всем своимпроблемам он был импотентом, и последние тридцать лет его мало интересовалиженщины. Может, поэтому он их так люто ненавидел.