– Тогда, полагаю, ты ничего не знаешь о любви.

Энтони уходит, оставив меня сидящей на скамье в компании с моей глупой книжонкой и остатками того, что когда-то было ваучером на проживание в отеле.

* * *

Десять минут спустя я стою в конце большой очереди из людей, ожидающих такси у входа в аэропорт. Длиннющая очередь – последствие всех отмененных рейсов. Меня потихоньку начинает заносить снегом. Какой же дурой я была, когда решила разорвать ваучер на проживание в теплом гостиничном номере, благодаря которому мне бы не пришлось в середине зимы торчать целую ночь на улице! Я знаю, что всегда мечтала стать немого более смелой, более импульсивной… Но, серьезно, разорвать ваучер было на самом деле очень глупо с моей стороны. И весьма незрело.

Я чувствую, как в кармане джинсов вибрирует телефон. Одно за другим мне приходят сообщения от друзей из дома о том, что они слышали, что я застряла в Нью-Йорке. Первые два от моих лучших подруг Хизер и Амелии, в которых говорится, что девчонки завидуют тому, что мне доведется провести Рождество в Нью-Йорке, заставляют меня улыбнуться. Затем Джессика – старшая из двух моих младших сестер – отправляет мне гигантскую несчастную рожицу, из-за которой я и сама становлюсь такой же несчастной рожицей. После этого я перестаю читать сообщения. Оставлю их на потом.

С мрачно-серого неба на застрявших в длинной очереди пассажиров падает снег. Внезапно среди людей я замечаю какое-то волнение. Уставшая женщина в теплом пальто начинает опрашивать стоящих в очереди пассажиров, в какую сторону им нужно ехать, объясняя всем, что они собираются усаживать как можно больше людей в каждое большое такси. По результатам своих опросов женщина отправляет пассажиров в ту или иную машину. Когда настает моя очередь отвечать, я осознаю, что до сих пор не решила, куда поеду. Я вспоминаю о квартале, в который водили меня Лоуренсы и где мы с ними попробовали такой великолепный кофе, что я напрочь позабыла о том, что скучала по старому доброму английскому чаю.

– Гринвич-Виллидж.

Женщина смотрит в свои записи и называет мне номер одного из такси, выстроившихся в линию. Она подходит к следующему человеку, а я направляюсь к нужной мне машине. Как только я открываю заднюю дверь и вижу, кто сидит внутри, у меня непроизвольно вырывается стон:

– Нет, ну серьезно?

15:40

– Ты такой придурок!

– Это я-то придурок? Ладно, тогда ты пассивно-агрессивная стерва!

Сидящая перед нами пара переругивалась всю дорогу от аэропорта до тоннеля Мидтаун… прежде чем слова «придурок» и «стерва» внезапно начали их заводить и они решили задушить друг друга языками.

Мы с Шарлоттой, взбалмошной британкой, расположились как можно дальше друг от друга на заднем сиденье. Никому не нужные розы лежат между нами. И почему я сразу не выкинул эти дурацкие цветы?

Я не жалею, что осадил ее, но все же Шарлотта была мила со мной, прежде чем я высказал ей все, что думаю, и ушел, оставив ее одну в аэропорту. Наверное, дело было вовсе не в ней, а в Майе…

Майя.

Я стараюсь не думать о себе как о полном идиоте, который ничего не замечал. Я не идиот… Я прекрасно понимаю, что люди зачастую расстаются, когда один из них уезжает учиться в другую часть страны. Но Майя променяла меня не на калифорнийца. Парень выглядел как самый обычный бруклинский придурок. Пока мы поддерживали отношения на расстоянии, Майя крутила роман на стороне… на точно таком же расстоянии.

Должно быть, она познакомилась с этим парнем до того, как уехала. В таком случае она совершенно точно изменяла мне. А если она мне изменяла, то мне, определенно, будет лучше без нее.

Тогда почему же я чувствую себя так, словно наглотался разбитого стекла?

Такси наконец заезжает в город, и, когда мы проезжаем мимо какого-то обшарпанного отеля на Тридцать девятой улице, озабоченная парочка внезапно чуть ли не вопит на водителя, очевидно, желая выйти именно здесь. Они бросают на нас с Шарлоттой извиняющиеся взгляды, отдают таксисту третью часть оплаты за поездку и, выбравшись из машины, обнимаясь и хихикая, направляются к отелю.

Но видимо, за эти четыре метра, которые отделяют наше такси от главного входа в гостиницу, один из них успевает сказать что-то лишнее, потому что эти болваны снова начинают ругаться. Я успел разобрать словосочетание «бывший парень», прежде чем такси снова начинает движение, и мое сердце обрывается. Вот кто я теперь.

Бывший парень Майи.

Теперь такси направляется на запад в сторону Адской кухни[10], куда я изначально попросил таксиста меня отвезти. Вообще-то я не собирался ехать в Манхэттен, но прямо перед тем, как сесть в такси, я совершил ошибку, проверив новости в Facebook и увидев три новых поста за последние полчаса от Майи. С новыми парнем. Конечно же селфи. Похоже, у нее теперь есть селфи-палка, что заставляет меня задуматься: почему я не бросил ее раньше?

Когда я понял, что Майя «зависает» в Бруклине, я решил завалиться в «Айс-бар» на Сороковой улице. Это дайв-бар[11], но у меня, кажется, как раз нет с собой удостоверения личности… И Майя точно туда не заявится. Она бы никогда даже порог «Айс-бара» не переступила.

Шарлотта направляется в Гринвич-Виллидж… Полагаю, чтобы следовать указаниям своей книги.

– Это… – Я указываю на пустое сиденье перед нами, где раньше располагалась озабоченно-воинствующая парочка. – Было просто невыносимо, да?

Не знаю, зачем я пытаюсь завязать с этой девушкой разговор. Взгляд, который Шарлотта бросает на меня, совершенно четко дает мне понять, что она не хочет со мной разговаривать.

– Вы, британцы, такие вежливые… Наверное, даже если бы они так разошлись, что их впору было бы показывать по «Синемаксу»[12], ты все равно ничего бы им не сказала. – Я уже собираюсь объяснить Шарлотте, что такое «Синемакс», но девушка вновь отводит от меня взгляд и смотрит в окно. Похоже, разговор придется поддерживать мне одному. – Так… Почему именно Виллидж?

– Тебе-то какое дело?

– Ну, я имел в виду…

А что я имел в виду? Почему я вообще задал этот вопрос? Действительно, какое мне дело, куда она направляется? – Я же знаю, что прямо сейчас ты должна была лететь домой. Посещение Виллидж точно не входило в твои планы.