был нанесен первый сильный удар господствовавшим тогда взглядам М.И. Ростовцева о резком различил между савроматами и сарматами, о первой миграции сарматов в волжско-уральские степи не ранее IV в. до н. э.

Новая точка зрения П.Д. Рау на савроматов не сразу получила общее признание. Б.Н. Граков, придерживаясь своего прежнего взгляда, писал в 1930 г.: «В IV веке до нашей эры впервые на Дону поселяются орды сарматов откуда-то с Востока. Мы говорим впервые потому, что геродотовы „савроматы“ не могут быть отождествляемы с позднейшими сарматами»[73]. Он по-прежнему называл погребения Поволжья и бассейна р. Урал скифскими.

В 30-е годы в советской археологии распространяется учение о языке Н.Я. Марра. Яркое выражение представлений Н.Я. Марра, особенно его «теории стадиального развития», мы находим в работе В.И. Равдоникаса 1932 г. «Пещерные города Крыма и готская проблема в связи со стадиальным развитием Северного Причерноморья»[74]. В соответствии с «теорией» Н.Я. Марра, отрицавшего роль миграции в истории древнего населения, в сложении древних культур и признававшего лишь голый автохтонный процесс, В.И. Равдоникас не считал сарматов конкретно-историческими племенами, отличными от скифов. Он выступал против конкретного изучения отдельных древних племен, объявляя такое изучение «этнологической панацеей», абсолютно бесплодной в научном синтезе. Он считал, что скифы и сарматы представляли «по своей специальной структуре стадиально нечто общее». По его представлению, между скифами и сарматами существовали различия лишь социальные: если «скифы стояли на стадии родо-племенного общества с резко выраженным усилением роли вождей и их дружины», на стадии разложения родового общества, то в сарматском обществе «возникает настоящее классовое расслоение». Этот социологический схематизм, отказ от изучения отдельных древних этнических групп, фактически тормозил конкретное изучение истории скифских и сарматских племен.

Взгляды В.И. Равдоникаса оказали определенное влияние и на крупнейшего исследователя поволжских древностей — П.С. Рыкова. Первые работы П.С. Рыкова носили характер публикаций с приведением дневниковых данных. В последних, обобщающих, работах он применил при изучении скифо-сарматского периода Поволжья схемы Н.Я. Марра. В 1932 г. П.С. Рыков писал, что в степной полосе Поволжья «развивается на месте „киммерийской“ культуры или „кимерской“ стадии культура скифов, которые находились на стадии разложения родового общества»[75]. Он по-прежнему приписывал курганы Нижнего и Среднего Поволжья скифам, которые кочевали по обе стороны Волги.

Особенно яркое применение схемы марровского стадиального развития мы находим в другой работе П.С. Рыкова[76], где целиком принимается точка зрения В.И. Равдоникаса и прямо дается ссылка на его статью, упомянутую выше. «Скифские» курганы Поволжья отличаются от сарматских, но эти различия П.С. Рыков рассматривал как «известные стадиальные изменения»[77]. «Скифское общество» Нижнего Поволжья, по П.С. Рыкову, представляло собою кочевое общество, стоявшее на стадии разложения родового строя. П.С. Рыков, однако, стремится избежать схематизма В.И. Равдоникаса; «рассматривать скифов в качестве общества только рабовладельческого или только родового не следует, — писал он, — но необходимо принимать каждый раз во внимание те районы, скифское общество которых изучается. Одно дело — скифы в Причерноморье, иное в приволжских и оренбургских степях»[78].

П.С. Рыков поставил вопрос и о происхождении поволжского населения скифского времени. Он обратил внимание на ряд общих элементов в материальной культуре Поволжья эпохи поздней бронзы и раннего железа (например, костяные трехгранные наконечники стрел). Отсюда он сделал вывод, что в степях Поволжья «скифы» являются прямыми преемниками местного населения эпохи бронзы. Археологически вывод не был достаточно обоснован, и это утверждение П.С. Рыкова, заслуживающее внимания, к сожалению, в основном базировалось на марровском представлении о переходе «кимерской» стадии в «скифскую».

Поволжские погребения кочевников III в. до н. э. и более поздние П.С. Рыков называл сарматскими, но смену «скифов» сарматами в поволжских степях он представлял только «как изменение социального строя скифов». П.С. Рыков не допускал мысли о передвижениях племен потому, что «так не думает В.И. Равдоникас, и вместе с ним и мы»[79].

Н.Я. Марр и его последователи отвергли гипотезу В.Ф. Миллера об ираноязычности скифов и особенно сарматов, получившую всеобщее признание в науке. Н.Я. Марр допускал лишь определенное влияние иранского языка и культуры на родственные скифо-сарматские племена. Он относил язык скифов и сарматов к группе языков так называемой яфетической системы[80].

Сторонник яфетической теории И.А. Джавахишвили считал, что имя савромат, сармат и сюрмат является собирательным именем адыго-черкесских и лезгинских племен[81]. Сарматы, как и скифы, принадлежали, по его мнению, к северокавказским адыгейско-чечено-лезгинским народностям. Вопреки наиболее достоверным сведениям античных писателей, которые савроматов связывали со степными просторами к востоку от Дона, И.А. Джавахишвили выводил сарматов с Кавказа, точнее из Западного Закавказья, где в доисторическую эпоху жили адыгейские племена. Передвижение сарматских племен, по И.А. Джавахишвили, происходило с юга на север, что никак не соответствует ни большинству письменных свидетельств, ни археологическим данным. Грузинские, картвельские и скифо-сарматские племена были объявлены родственными, а их прародиной была признана Малая Азия.

Ошибочность этой теории доказали не только археологические материалы, но и данные антропологии. Г.Ф. Дебец и Т.А. Трофимова изучили черепа из сарматских могил Нижнего Поволжья и Южного Приуралья. К сожалению, в их распоряжении почти не было черепов савроматского времени. Однако серия сарматских черепов Саратовского Заволжья (III в. до н. э. — III в. н. э.) дала андроновский антропологический тип, распространенный в Казахстане в эпоху бронзы и позднее. На этом основании Г.Ф. Дебец сделал вывод, что на территории Саратовского Заволжья часть населения сарматской культуры являлась потомками переселенцев из Казахстана[82]. Другой антропологический тип, характерный для сарматов дельты Волги (по р. Ахтуба) и Южного Приуралья, Т.А. Трофимова определила как памиро-ферганский, который был распространен в сарматскую эпоху на территории Казахстана и Киргизии (в Семиречье)[83].

До 30-х годов раскопки поволжских сарматских памятников производились главным образом на левобережье. Раскопки курганов между Волгой и Доном, а также в бассейне р. Маныч открыли и здесь погребения поволжского типа, относившиеся к савроматскому времени.

В 1931–1937 гг. П.С. Рыков и И.В. Синицын исследовали курганы в районе г. Элиста Калмыцкой АССР[84].

В 1933–1937 гг. проводились исследования курганов на территории строительства Манычского канала. Здесь работала Северокавказская экспедиция Института истории материальной культуры под общим руководством М.И. Артамонова. Несколько впускных погребений с вытянутыми и обращенными головой на запад скелетами, открытых у хуторов Веселый и Опорный, относились к скифо-сарматской эпохе[85]. В большинстве этих погребений отсутствовал погребальный инвентарь, но некоторые черты погребального обряда сближали их именно с ранними савроматскими могилами.

Во время археологических раскопок под руководством В.В. Гольмстен в 1934 г. по берегам р. Маныч было зафиксировано 16 мест поселений, из которых половина оказалась двуслойными. На этих селищах была