В 1928 г. А. Захаров раскопал савроматский курган с трупосожжением у с. Сара между Оренбургом и Орском[61]. В 1927–1929 гг. в оренбургских степях производил раскопки курганов Б.Н. Граков, открывший большую серию савромато-сарматских погребений близ Оренбурга у поселков Нежинский и Благословенский[62].

Таким образом, к концу 20-х годов был накоплен большой археологический материал, который позволил сделать новые обобщения и значительно подвинуть вперед изучение савроматских племен.

В 1928 г. вышла работа Б.Н. Гракова, посвященная наиболее яркому памятнику савроматской культуры Нижнего Поволжья — кургану А 12 у с. Блюменфельд (Цветочное)[63]. Б.Н. Граков изучил Блюменфельдский курган в тесной связи с другими однотипными памятниками Поволжья и Южного Приуралья, как обобщенными ранее М.И. Ростовцевым, так и открытыми в советское время. Все они были объединены в одну группу, датированную периодом от VI до начала IV в. до н. э. Б.Н. Граков основательно разработал датировку отдельных памятников этой группы, сопоставив инвентарь волжско-уральских могил с более изученным инвентарем из погребений скифского времени Северного Причерноморья и Кубани. Впервые были охарактеризованы основные черты погребального обряда, особенности культуры, в частности звериного стиля, кочевого населения волжско-уральских степей. Утверждая единство культуры степных племен Поволжья и Южного Приуралья, Б.Н. Граков ссылался в основном на сходство материальной культуры обоих районов, хотя картина погребального обряда в Южном Приуралье тогда не была еще выяснена во всех своих деталях. Этот пробел был ликвидирован раскопками Б.Н. Гракова в 1927–1929 гг. в районе Оренбурга. В результате этих раскопок появилась другая работа Б.Н. Гракова, материалом для которой послужили два кургана скифского времени, исследованные в 1928 г. у поселков Благословенский и Нежинский[64].

Новые оренбургские памятники окончательно убедили исследователя в единстве культуры древнего (населения поволжских и оренбургских степей. С другой стороны, Б.Н. Граков впервые отметил некоторые локальные особенности этой культуры в пределах Южного Приуралья. Он обратил внимание на большое сходство культуры населения волжско-уральских степей VI–IV вв. до н. э. со скифской культурой Северного Причерноморья и назвал первую вариантом скифской культуры понтийских областей, которая непосредственно связана корнями с понтийскими скифами. Носителями этой культуры Б.Н. Граков считал скифов, оставшихся в волжско-уральских степях в результате скифской миграции из Азии.

В эти годы Б.Н. Граков и ряд других археологов, занимавшихся изучением скифо-сарматской археологии, находились под определенным воздействием взглядов М.И. Ростовцева на скифов и их культуру. Вслед за М.И. Ростовцевым Б.Н. Граков отмечал большую близость приднепровских погребений, особенно полтавских, с волжско-уральскими, усматривая в этом генетическое родство «скифского» населения обеих областей; также вслед за М.И. Ростовцевым Б.Н. Граков считал Центральную Азию родиной скифского звериного стиля, откуда он был занесен скифами в волжско-уральские степи и в Северное Причерноморье.

В IV в. до н. э. «скифскую» культуру в волжско-уральских степях вытеснила новая, прохоровская, культура, которая была связана с появлением здесь сарматов. Б.Н. Граков вслед за М.И. Ростовцевым отрицал генетическое родство между «скифской» и прохоровской сарматской культурами волжско-уральских степей. Для такого вывода тогда были определенные основания: между этими культурами действительно много различий, особенно в вещах; погребальный же обряд прохоровской культуры, связывающий ее с предшествующей, был изучен еще очень слабо. Прохоровская культура в Поволжье только что была открыта в результате археологических работ П.Д. Рау[65].

В основном по Б.Н. Гракову дана характеристика культуры скифского времени в Поволжье и уральских степях в Reallexicon der Vorgeschichte[66]. М. Эберт называл эту культуру скифской, хотя и сомневался, что в носителях ее вплоть до Урала следует видеть «остатки скифской миграции». Вопрос о носителях этой культуры М. Эберт оставил открытым.

Принадлежность поволжских погребений VI–IV вв. до н. э. скифам отстаивали также П.С. Рыков и В.В. Гольмстен. Последняя подчеркивала чисто туземный характер этой «скифской» культуры, питавшейся из одного старого азиатского («древне-персидского») источника, без всякой примеси эллинских элементов[67]. В.В. Гольмстен, как и М.И. Ростовцев, считала, что древняя родина этих «восточных скифов» находилась в пределах Азии. Приход их в Поволжье привел к уничтожению ранее существовавшей здесь «мирной оседлой хвалынской культуры».

Первые опыты в разработке этапов развития сарматской культуры Нижнего Поволжья принадлежат П.Д. Рау. Используя, прежде всего, новые археологические материалы своих раскопок, он выделил сначала последние два этапа развитии этой культуры[68].

Вскоре П.Д. Рау удалось выделить поволжскую группу погребений, идентичную по культуре и времени погребениям прохоровского типа Южного Приуралья[69]. Таким образом были намечены для Нижнего Поволжья три этапа развития единой сарматской культуры, начиная с III в. до н. э. и до IV в. н. э.

Уже в 1927 г. П.Д. Рау обратил внимание на особую группу поволжских погребений, преимущественно с западной ориентировкой покойников, с расчлененными тушами баранов и с инвентарем скифского облика[70]. Вслед за Б.Н. Граковым он в 1929 г. посвящает специальное исследование этой группе погребений[71]. Его работа содержала почтя полную сводку поволжско-уральских археологических памятников VI–IV вв. до н. э., так как в вей были опубликованы новые погребения, исследованные П.Д. Рау в 1924–1928 гг. Датировка отдельных памятников была разработана на основании детального изучения скифских наконечников стрел Северного Причерноморья. В целом вся группа памятников правильно была ограничена хронологическими рамками в пределах с конца VII по IV в. до н. э. В датировках отдельных памятников были значительные расхождения с датировками Б.Н. Гракова. Характеристика погребального обряда и культуры Нижнего Поволжья и Южного Приуралья, приводимая П.Д. Рау, совпадала с характеристикой, данной несколько ранее Б.Н. Граковым. П.Д. Рау также отметил локальные особенности культуры в самаро-уральских районах, где встречаются наконечники стрел особых типов и каменные блюда-жертвенники, которые не характерны для нижневолжского района. П.Д. Рау посвятил целую главу местному звериному стилю. Он рассматривал этот стиль как часть так называемого скифо-сибирского звериного стиля и справедливо упрекал М.И. Ростовцева в том, что тот недооценивал значение оренбургских образцов звериного стиля, который здесь якобы представлен слабо и развивается менее пышно и менее сложно, чем в степях юга России[72]. Основываясь на хронологии находок, П.Д. Рау считал, что ряд мотивов звериного стиля развился в волжско-уральской области самостоятельно и отсюда распространился по Сибири.

П.Д. Рау удалось показать, с одной стороны, органическую связь ранних поволжских погребений с тушами баранов и погребений прохоровского типа. Эта связь выразилась в сохранении и развитии в Поволжье в более позднюю сарматскую эпоху ряда деталей погребального обряда VI–IV вв. до н. э. С другой стороны, П.Д. Рау отметил некоторые существенные черты, отличающие культуру Поволжья VI–IV вв. до н. э. от скифской культуры Северного Причерноморья. Исследования П.Д. Рау привели его к выводу, что поволжские могилы этого времени принадлежат савроматам Геродота. Таким образом