— У меня батрахофобия,[3]— снова соизволила сообщить присутствующим. Но мой порыв не поняли.

— Какая молодежь нынче пошла развратная! — заметила одна тетка другой, полоскавшейся по локти в этом корыте.

— Каждый думает в меру собственной испорченности, — до смерти обиделась я за свою фобию.

— Поговори еще, — фыркнули на меня бабищи, тихо перешептываясь между собой и поглядывая в мою сторону.

— Так вы вроде бы этого и добивались?.. — растерялась я. — Вы бы сами определились, чего хотите. А то «молчать-говорить» — понятия взаимоисключающие.

— Умная, значит, да-а? — ласково спросили меня, засучивая рукава.

— Блондинка, — кивнула я.

— Приступим! — деловито возвестила одна из умотанных в черное теток и, сверкая бриллиантовыми перстнями и золотыми зубными коронками, попыталась посадить мне на руку выловленного из таза лягушонка.

Ни ему, ни мне это не понравилось. В смысле мы друг на друга посмотрели, поморгали и зашлись в крике:

— Ква-ква!

— А-а-а-а-а!

И неизвестно, кто выдавал децибелы выше! Я бы отдала пальму первенства лягушонку, но вряд ли он ее возьмет. Лягушки пальмами не питаются.

— Кто тебя послал? — вклинилась в наш крик начальница.

— Куда?! — отвлеклась я от переживаний.

— Сюда! — ответили мне.

— Зачем? — захлопала я ресницами.

— Для диверсии, — снизошла тетка до объяснений.

— Где? — Мы с лягушонком озадаченно переглянулись.

— Здесь! — Тетя начала терять терпение.

— Зачем? — Мне все же хотелось докопаться до сути.

— А-а-а-а! Больше не могу-у-у!!! Три неликвида по-дря-я-яд!!! — Приз забрала мадам начальница. Отдышалась и рявкнула на подчиненных: — Принесите мышей!

— Извините, донна Роза, — развела руками одна из помощниц. — Тут до нее была змеелюдка…

— Тогда змей! — не сдавалась злобная тетка, сверкая из-под «конской» сетки подведенными очами.

— А до змеелюдки была орка, — ответила вторая и горестно продемонстрировала макраме из пресмыкающихся.

Эсме так затейливо связала… или сплела… змей! Просто загляденье! Мечта краеведческого музея! Я обзавидовалась. Оказывается, у девушки художественный талант!

— То есть это пока наше последнее средство воздействия? — опешила начальница, указывая в сторону лягушачьего террариума.

— Так точно! — вытянулись во фрунт помощницы. — Новых мышей и змей доставят только завтра!

— Жа-алко, — вздохнула разочарованная тетка и, хекнув, подышала на штамп и шлепнула печать на мою справку. Бумажка украсилась красивым штампом «Использовать!».

Не поняла, это в каком смысле?

— Простите, — покрутила я бумажку. — Не могли бы вы специфицировать — кому?

— Самая умная? — снова окрысилась начальница. Потом махнула рукой. — Помню-помню — блондинка! Иди к Демиургам!

— Я бы рада, — вздохнула я. — Но у них, видимо, не приемный день.

— Тогда — к диэрам! — посоветовала другая тетка, не чаявшая от меня избавиться. — Они ближе.

— Я в курсе. — Я бережно передала садисткам притихшего лягушонка. — С вашего позволения, пойду…

Меня проигнорировали, поэтому выход я искала сама. Хоть и готовилась к очередному допросу, но ошиблась. За дверью меня ждала девчушка лет двенадцати:

— Разрешите, я провожу вас в отведенную комнату?

— Конечно, — сверкнула я брекетами и ввергла ребенка в недоумение. Впрочем, дитя, видимо, и не такое тут видело. Каламбур! — Я готова!

Мы прошли через небольшой, но весьма живописный садик, миновали длинный коридор, и вскоре передо мной распахнулись створки высоких остекленных дверей в отведенные мне покои.

В узком темноватом предбаннике ход разделялся на две части. Одну дверь я открыла и заглянула — что сказать?.. Кухня-аппендикс, не большая, но и не малая, перед ней по коридорчику сдвоенные туалет и ванная.

Сунула туда нос — оч-чень даже пристойно! Без золотого унитаза, но в остальном весьма симпатишно. Ванна имела вид роскошной купели викторианских времен, с ножками в виде львиных лап, есть закрывающаяся при желании непрозрачная стеклянная крышка на нижнюю часть тела и большие медные краны. Даже шланг с душевой насадкой! Ну, понятное дело — полы и стены отделаны розовым мрамором, ряды баночек со всевозможными банными снадобьями и полки с полотенцами… но это на любителя. А я любитель и есть! Понюхав пару-тройку штук, я отправилась на дальнейшую зачистку… ой, обследование! — территории.

Вторая дверь предбанника вела в основной зал. Так сказать, «комнату с балконом и окном». Должна заметить, жить диэры умели! Моя комната обставлена была скромно и со вкусом. Из четырех стен на трех — ковры от пола до потолка. Ковры интересные, с достоверными изображениями садов, цветников, дикой природы, оленей и ланей. На весь пол — опять-таки огромный восточный ковер бежево-бордовой гаммы. Посреди комнаты низкий столик, уставленный многоярусными блюдами со сластями и фруктами. Какие-то другие блюда — похоже, плов или что-то подобное — прикрыли высокими фарфоровыми крышками.

На отдельной специальной подставке дымящийся чайник и заварочник соседствовали с небольшим сервизом, где чашки перемежались с почти прозрачными фарфоровыми пиалами и блюдцами. В сахарнице — кусковой желтоватый сахар. Рядом — сливки и мед.

Судя по тому, что стульев рядом со столиком не было, есть и пить чай полагалось сидя по-турецки на полу.

Вдоль стены располагалась софа, напротив — роскошный диван черного дерева, с гнутыми ножками. Несколько приземистых этажерок с книгами. Чуть в сторонке — бюро с трельяжем. Перед зеркалом громоздилось множество склянок с мазями, притираниями, саше и косметикой.

Я открыла: в ящичках бюро — шкатулки с бижутерией и с предметами рукоделия. Груды мулине, шелка, разноцветных лент, мешочки с бусами и бисером, коробочки с иголками и вязальными принадлежностями.

С двух противоположных сторон необычные столы с закрепленной на них живой, выращенной во встроенных ящиках зеленью, так гармонически расположенной, что казалось — это не рука человека растила травы и цветущие луковичные, а просто глаз захватил настоящий кусочек весеннего сада.

Посреди всего этого великолепия, у окна, полностью загромождая проход к нему, стоял… рояль. Сверкающий белым лаком элегантный инструмент вызывал недоумение. Но еще больше меня поразила броская надпись — «Леля», выложенная бриллиантами на крышке.

— Кто-то решил, что очень остроумен? — прошептала я себе под нос, трогая клавиши.

И то сказать… моя учительница музыки, Изольда Тристановна, так и не научила меня играть на этом благородном инструменте. Хотя очень старалась. Лучшим стимулом для нее служили родительские деньги и мое упрямство. Бог дал мне музыкальный слух, но не дал желания и способностей к музыке. Мои папа с мамой пытались преодолеть это препятствие, но я была несокрушима как скала. За целых полгода упорных мучений Изольды — освоила нотную грамоту и научилась играть «Собачий вальс» аж двумя пальцами. Чем страшно гордилась. Потому что моя подруга по музыкальной школе Нинон, в просторечии — Нинка, умела играть только одним пальцем, по какому поводу сильно мне завидовала.