или менее сносной гостинице. Я сниму комнату, где мы можем поговорить, не боясь, что нас услышат. И Джеймс… что бы ни случилось, мы сумеем вам помочь.

Джеймс в этом сильно сомневался, но подумал, что возражать бессмысленно. Вместо этого он уставился в окно, на темнеющее небо, и сунул руку в карман. Там все еще лежали лайковые перчатки Корделии, которые он захватил с собой из дома, мягкие, как цветочные лепестки. Он стиснул одну в пальцах.

В комнате с белеными стенами в доме на берегу океана Люси Эрондейл то просыпалась, то снова проваливалась в сон.

Когда она пришла в себя в первый раз в чужой кровати, от которой пахло прелой соломой, то услышала голос – голос Джесса – и хотела окликнуть его, сказать, что она в сознании. Но не успела: усталость вновь навалилась на нее, словно огромный холодный камень. Усталость, какой ей никогда в жизни не приходилось чувствовать, глубокая, как ножевая рана. Люси даже не знала, что такое бывает. Сознание снова покинуло ее, и она полетела во тьму, где время растягивалось, останавливалось, потом бежало вперед, где ее качало и швыряло куда-то, как корабль во время бури, и было неясно, спит она или бодрствует.

Когда в голове прояснялось, она улавливала кое-какие детали. Комната была маленькой, с одним окном, стены и потолок были покрыты желтовато-белой краской; в окне она видела серый океан, по которому бежали бесконечные волны, увенчанные белыми гребнями. Люси казалось, что она слышит шум моря, но далекий рев прибоя часто заглушали другие, менее приятные звуки, и девушка не могла сказать, что реально, а что нет.

Двое мужчин время от времени заходили в комнату, чтобы взглянуть на нее. Одним из них был Джесс. Другим – Малкольм, который держался неуверенно и быстро уходил. Откуда-то она знала, что они находятся в его доме, который расположен в Корнуолле, и что это корнуолльское море обрушивается на камни там, снаружи.

Ей пока не удавалось поговорить с ними; когда она пыталась произнести что-то, фразы возникали в ее мозгу, но язык, как и все тело, не повиновался. Она не могла даже пошевелить пальцем, чтобы дать им понять, что слышит и видит их; эти попытки лишали ее последних сил, и ее снова засасывало в темную бездну.

В ее сознании существовала еще одна тьма. Сначала Люси подумала, что это знакомая темнота, которая окутывала ее прежде, чем она засыпала, за несколько секунд до того, как сны приносили с собой яркие краски. Но нет; эта тьма была местом.

И в этом месте она находилась не одна. В пустоте, сквозь которую Люси плыла без определенной цели, она ощущала постороннее присутствие; но вокруг нее были не живые, а мертвые, чьи души, лишенные тел, вращались и парили в этой пустоте, не встречаясь ни с ней, ни друг с другом. Души были несчастны. Они не понимали, что с ними происходит. Они непрерывно рыдали, и крики боли, в которых было не разобрать слов, леденили кровь.

Люси почувствовала, как что-то коснулось ее щеки. Прикосновение заставило ее вернуться в собственное тело. Девушка по-прежнему лежала в спальне с белыми стенами. Это рука Джесса коснулась ее; она знала это, даже будучи не в силах открыть глаза или пошевелиться.

– Она плачет, – произнес юноша.

Его голос. В нем была глубина, тембр, интонации, которых она не слышала в те дни, когда он был призраком.

– Возможно, ей снится кошмар. – Голос Малкольма. – Джесс, с ней все будет в порядке. Она истратила большое количество энергии на то, чтобы вернуть вас к жизни. Она нуждается в отдыхе.

– Но неужели вы не понимаете – это все с ней из-за того, что она вернула меня. – Голос Джесса дрогнул. – Если она не поправится… я никогда себе этого не прощу.

– Этот дар, которым она обладает. Способность проникать сквозь завесу, отделяющую мир живых от мира мертвых. Она получила его при рождении. Вашей вины в этом нет; если кто-то и виноват, так это Велиал. – Чародей вздохнул. – Нам так мало известно о царствах теней, которые лежат за пределами нашей Вселенной. А она зашла весьма далеко в этот сумрачный мир, чтобы вытащить вас оттуда. Для того чтобы вернуться обратно, ей нужно время.

– Но что, если она угодила в какую-то ужасную ловушку и не может выбраться?

Снова это легкое прикосновение, ладонь Джесса на ее щеке. Люси хотела повернуть голову, чтобы уткнуться лицом ему в руку. Это желание было таким сильным, что оно причинило ей боль.

– Что, если она нуждается во мне? Может быть, только я смогу вытащить ее оттуда?

Малкольм заговорил не сразу. Его голос зазвучал мягче.

– Прошло два дня. Если к завтрашнему дню она не придет в сознание, я попытаюсь связаться с ней при помощи магии. Я подумаю о том, что можно сделать, если вы в это время не будете стоять над ней и сходить с ума от волнения. Если вы действительно хотите чем-то помочь, можете сходить в деревню и купить кое-какой провизии…

Его голос стал тише и умолк. Люси снова очутилась в том темном месте. Она едва различала слова Джесса, его шепот доносился из другого мира: «Люси, если ты слышишь меня, знай – я здесь. Я позабочусь о тебе».

«Я здесь, – хотела она сказать. – Я слышу тебя». Но, как и в прошлый раз, и вчера, до этого, ее слова поглотила пустота, а потом она перестала думать и чувствовать.

* * *

– Кто у нас милая птичка? – спросила Ариадна Бриджсток.

Попугай Уинстон прищурился. Он не высказал никаких предположений насчет того, кто из них двоих является милой птичкой. Ариадна была уверена в том, что все внимание птицы поглощено горсткой бразильских орехов, которые она держала в руке.

– Я думала, мы с тобой немного поболтаем, – сказала девушка, показывая попугаю орех. – Ведь попугаев держат для того, чтобы они разговаривали. Почему ты не спросишь меня, как прошло мое утро?

Глазки Уинстона злобно сверкнули. Ариадна получила его в подарок от родителей давным-давно, когда она только приехала в Лондон и ужасно скучала по ярким краскам своей родины; этот город казался ей тоскливым, блеклым и безжизненным. У Уинстона было зеленое тельце, фиолетовая голова и отвратительный характер.

Его взгляд ясно давал понять, что никакого разговора не будет, пока он не получит орех. «Тебя перехитрил попугай», – сказала себе Ариадна и просунула угощение в клетку. Мэтью Фэйрчайлд держал в качестве домашнего любимца потрясающего золотистого щенка, а вот она сидит здесь