Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А где кофемашина? – Никита придирчиво оглядывает кухню и открывает дверцы шкафчиков.
Вскипаю от возмущения, вспоминая, что он больше здесь не хозяин. Шагаю к кухонной зоне и останавливаюсь у стола, оставляя необходимую дистанцию. Складываю руки на груди, мышцы в ногах вибрируют. Хочется то ли убежать, то ли пенделя ему прописать.
– Ты нормальный вообще?! Оставь ключи и вали. Ты здесь давно уже не живешь!
– Вот она, – Никита открывает крайний шкафчик. – Капсул не осталось?
– Ты оглох?!
– Ладно. Чай тоже подойдёт. Ты будешь?
Из горла вырывается звериное рычание. Как я могла забыть, что Никита разговаривает в своей замечательной манере – «Я слышу только то, что мне нравится, а говорю то, что хочется».
– Я не буду чай. И ты тоже!
Он разворачивается, опираясь поясницей о кухонную тумбу и пускает в ход сражающий взгляд:
– Да ладно, Ань. Тебе жалко чая для хорошего друга?
– Хорошие друзья не приходят без приглашения в четыре утра, – парирую я, решительно вступая в схватку. – Что ты пытаешься доказать, Никит? Хочешь подтянуть меня за слова? Пришел показать, какой ты крутой молодец? Я действительно считаю тебя другом, закрывая глаза на то, что чаще всего ты ведёшь себя, как задница. Почему нет? Ты очень…
Приходится прокашляться. В груди горит, легкие все в дыму. Никита любезно предоставляет мне возможность собраться с силами и молчит. Надо же… Какая честь.
– Ты очень помог мне, – заканчиваю, вглядываясь в безэмоциональную маску.
Как я и думала, для него это все не имеет значения. Никита – чистые инстинкты и минимум эмоций. Так пусть знает, что я все понимаю и не собираюсь делать из случившегося трагедию всей жизни. Я на самом деле хочу идти вперёд, но для этого нужно сгладить еще один момент…
– Чего ты так боялся, когда сбегал, Никит? Что я начну преследовать тебя и лить слезы, умоляя быть со мной? Этого ты ожидал от малолетки? Я не тупая. Все поняла. Тебе не нужны отношения. О'кей. Проехали. Что мешает нам действительно нормально общаться, а не устраивать сцены?
– Даже так? – он заинтересованно дергает бровью. – А секс входит в наш дружеский контракт?
Хочет смутить меня? Говна ему на лопате.
– А тебе что, не хватает секса? – техника вопросом-на-вопрос всегда спасает.
– А тебе хватает? Этот дятел так хорош?
– Хочешь обсудить мою личную жизнь?
– А ты этого хочешь? – мурчит он, украшая слова сексуальными искорками, которые разбиваются о мою кожу.
– Нет, спасибо. Могу дать тебе номер Марины? Помнишь ее? Думаю, она с удовольствием поболтает с тобой на эту темы и даже подружку возьмёт.
– Надо же. Какая забота.
– Обращайся.
– Обязательно, малышка. Так что там с чаем?
– В другой раз, Никит. Я сегодня не настроена на долгие дружеские посиделки.
– Неужели совсем не скучала по мне?
– Не настолько…
Никита выпрямляется, а я невольно делаю шаг назад. Его голос переливается змеиным шипением:
– Врешь.
– Пришел потешить самолюбие? Это низко. Я переболела, можешь не стараться.
– Я ещё даже не начал.
Какой же он все-таки козел! Демоническая корона ещё башку не надавила?
– А я уже закончила.
– Хорошо, малышка. Рад это слышать. Вижу, у тебя действительно все круто. Живешь в моей квартире, работаешь в моем караоке, нашла себе миленького мальчика. Молодец.
– Не нуждаюсь в твоей оценке, но спасибо, что составил список моих достижений. Распечатаю и на стенку повешу.
– А еще курить начала. Большой минус.
– Ты сам…
– Речь не обо мне.
– Ну почему же? Давай теперь о тебе поговорим. Как дела в Аду? Как Люцифер поживает?
– В аду жаришка. Люцик в добром здравии. Привет тебе передавал, – на губах Клима появляется кривоватая улыбка.
Ох, черт! Нельзя веселить его. Настоящей улыбки я не выдержу, еще не готова.
– Супер. Вот и поговорили, – поджимаю губы. – Время уже позднее. Тебе не пора?
– Выгоняешь?
– Да!
– И даже не предложишь остаться на ночь? Разве друзья не так поступают?
– Это не наш случай.
– Боишься, что набросишься на меня? – он склоняет голову набок, откровенно разглядывая.
– Не так уж ты и неотразим, Никита. Не обольщайся.
– Ну, куда уж мне до твоего дрыща…
– Есть такое качество – скромность. Слышал что-нибудь об этом?
– Слышал, что от него яйца отваливаются.
– Ты просто… – массирую пальцами лоб, прикрывая глаза.
Силы на исходе. Я слишком устала, чтобы продолжать военные действия, прикрываясь нелепой дружбой.
– Ты похудела, – голос Никиты звучит ближе.
Не поднимаю головы, не открываю глаз. Не могу. У него все еще слишком много власти. Молюсь только об одном, чтобы он не вздумал касаться меня, иначе здесь все запылает.
– Спасибо, – отзываюсь тихо.
– Это не комплимент. Сколько часов в сутки ты спишь?
Спрашивает главная причина моей бессонницы. Даже смешно.
– Достаточно. Правда, ты сейчас срываешь мой режим.
– Мне стыдно.
– Ага, конечно…
– Значит, будем дружить? Снова?
Ох, черт… Ладно, последняя атака. Я выдержу. Уверена, он просто меня проверяет.
– В этот раз, – поднимаю подбородок, в ушах стоит звон сцепленных мечей, – реально дружить.
– Как скажешь, малышка.
Он так близко. Если вдохнуть поглубже, возможно, я даже смогу почувствовать запах летнего дождя. Нет! Нет! Нет!
– Теперь тебе точно пора, – приподнимаю брови и вкладываю во взгляд максимум твердости.
– А у тебя действительно неплохо получается, но ты же понимаешь, – Никита наклоняется, и мне приходится задержать дыхание, чтобы снова не отравиться ядом, – что на меня это не действует?
– Пока, Никит, – отвечаю, не моргнув и глазом.
Он приподнимает уголок губ. Боюсь представить, что это значит. Придумал очередное правило для нашей игры или еще одну ловушку? Хотя, это одно и то же.
Никита, наконец, отходит, разрывая контакт. Чувствую такую слабость, словно он держал меня в тисках все это время.
– Обнимешь на прощание? – произносит он, открывая входную дверь.
Не двигаюсь с места, даже смотреть на него не хочу. Это признание поражения и практически мольба о пощаде. И он, и я, понимаем, сейчас все заканчивается только потому, что Никита сам отступил. Как, черт возьми, благородно…