На экране то и дело мелькал номер прямого телефона, по которому любой свидетель мог позвонить и оставить известные ему сведения. Кася заколебалась. О чем она могла рассказать? О своем разговоре с отцом Антонио? О конверте? Или о странном незнакомце, которого она застала в церкви? Имел ли он какое-то отношение к убийству или нет? Сомневалась она не зря. Если ее свидетельство сочтут заслуживающим внимания, то могут запросто не выпустить из Италии, а то и из Рима. Что делать? Но мало-мальски приличное решение не приходило в голову. Конечно, она могла просто уехать, но какое-то смутное ощущение невыполненного долга не давало покоя. Сможет ли она жить с сознанием того, что ее сведения могут позволить обвинить убийцу или оправдать невиновного. Поколебавшись минут десять, она приняла решение.

Теперь она сидела напротив полицейского, и одна-единственная мысль занимала ее: что делать с конвертом? Стоит или не стоит передавать его в руки итальянской полиции? Честно сказать, ей очень хотелось бы это сделать. Отдать сверток – и гора с плеч долой. Но какое-то странное и непонятно откуда появившееся чувство ответственности мешало. Она попыталась было справиться с совершенно лишними терзаниями совести: в конце концов кем для нее являлся отец Антонио? Случайно встреченным священником, и точка. Но как раз эта самая точка никак ставиться не желала, и Кася в очередной раз с досадой почувствовала, что так просто ей из этой истории не выпутаться.

В этот момент ее глаза встретили ледяной и абсолютно прозрачный взгляд мужчины, сидевшего несколько в стороне от Баттисти и внимательно слушающего ее рассказ. Он назвался монахом ордена Святого Доминика, братом Паоло Сарагоса и сказал, что представляет в этом деле интересы Ватикана. И если комиссар ей показался вполне симпатичным и заслуживающим доверия, то от одного взгляда ледяных глаз доминиканца Касе стало не по себе. Чем дальше продолжался допрос, тем больше ей хотелось одного: спрятаться куда угодно, хоть под стол. И в один момент она абсолютно точно поняла, что ни в руки полицейского, ни в руки монаха конверт она не отдаст. В мозгу вертелась одна и та же мысль: надо смываться, скрываться, исчезнуть, раствориться, что угодно, только бы не видеть этих глаз. И внутренний голос, который ошибался редко, советовал одно: прикинуться веником и, не мешкая, выметаться отсюда куда подальше.

Наконец Баттисти решил, что большего от этой свидетельницы узнать ему не удастся, а времени на пустые разговоры у него не было.

– Спасибо, синьора Кузнецова, за ваш рассказ. Распишитесь под вашими показаниями и оставьте ваши координаты моему помощнику.

Касе не надо было повторять два раза. Она с явным облегчением поднялась и, попрощавшись, вышла из кабинета.

– Девушка знает гораздо больше, чем говорит, – задумчиво пробормотал монах, когда за Касей захлопнулась входная дверь.

– Девушка – случайный свидетель, пришла по своей воле и рассказала все, что знала. В Рим прилетела несколько дней назад из Москвы, отца Антонио раньше не знала и видела всего лишь один раз в жизни, и, по-вашему, она что-то скрывает? Вы что, думаете, она видела убийцу? А может, сама убила? – раздраженно парировал Баттисти.

– Нет, этого я не утверждал, я всего лишь указал на то, что часть информации она по неведомым нам причинам скрывает, – продолжал настаивать брат Паоло.

– После вашей многовековой борьбы с ересями вам повсюду заговоры мерещатся!

– Как хотите, комиссар, это вы ведете расследование, вам и решать, – ровным голосом произнес монах, однако слова эти прозвучали как предупреждение.

Баттисти уставился на доминиканца: если бы можно было испепелить взглядом, то от монаха осталась бы только легкая кучка пепла. Но брат Паоло даже не вздрогнул.

– Ладно, – сдался комиссар, – ваша взяла, на всякий случай я запрошу по Интерполу все сведения на эту барышню, но задерживать ее в Италии я не имею права.

– А я вас и не прошу задерживать ее в Италии, просто не терять из виду.

«Опять этот монах добился своего!» – подумал комиссар с досадой, но виду не подал. Вслух же произнес другое:

– Мы ее из вида не потеряем, не беспокойтесь. Только кажется мне, что не одной девушке в этой истории есть, что скрывать. Поправьте меня, если я ошибаюсь, да только вы мне тоже не рассказали всей правды…

* * *

Кася вернулась в отель. Но долгожданное чувство облегчения не приходило. С уходом отца Антонио груз с ее души снять было некому. Она вспоминала, с какой легкостью покинула в первый раз церковь Санта-Мария-деи-Монти. Тогда у нее было счастливое ощущение того, что наконец-то она нашла человека, с которым может разделить свою ношу. Теперь она снова осталась одна. Рассказать матери о том, что произошло, духу у нее не хватало. Потому что получалось, что Екатерина Великая в очередной раз окажется права. С чего все началось? Она задумалась. Конечно, работа с Шаровым стала для нее отличным развлечением. Отыскивание пропавших раритетов было по-настоящему увлекательным. Она себе казалась настоящим «искателем сокровищ».

Все начиналось совершенно замечательно, а закончилось… хуже не придумаешь. Очередным предметом ее поисков был неизвестный портрет Бакста. Она долго и упорно искала его следы и наконец нашла их в Санкт-Петербурге. Его сегодняшнюю владелицу звали Вера Осиповна Александрова, и жила она на Васильевском острове. Вера Александрова была в прошлом примой Мариинского балета. Она жила одна, детей у нее не было, она рано овдовела. Кася позвонила Александровой и представилась фрилансером нескольких московских журналов. Рассказала, что собирает материалы о прошлом Мариинки для серии статей об ушедших звездах этого театра. Спросила бывшую приму, не может ли та уделить ей пару часов. Александрова с удовольствием согласилась. И уже на следующий же день Кася стояла перед дверью квартиры балерины. Открыла ей сама хозяйка. Несмотря на почтенный возраст, Александрова двигалась удивительно легко. Кася даже позавидовала великолепной осанке и казавшейся врожденной грации. После нескольких слов приветствия ее пригласили в зал. Все стены достаточно большой комнаты с лепным потолком были увешаны театральными афишами, портретами. Касе стоило огромного труда рассмотреть вожделенный портрет. Но она не ошиблась: он был именно здесь.

Александрова усадила мнимую корреспондентку за круглый обеденный стол, на котором уже были разложены альбомы с фотографиями и газетными вырезками. Касе стало неловко. Хозяйка квартиры искренне поверила в белиберду, которую она сочинила, и основательно подготовилась к их встрече. Стараясь не разочаровать Александрову, Кася достала блокнот, попросила разрешения включить диктофон и стала лихорадочно соображать, с чего бы она могла начать. Впрочем, перед приходом она просмотрела все доступные в Интернете материалы, и сами собой на ум стали приходить нужные вопросы. Александрова же настолько охотно включилась в их беседу, что Касе даже не пришлось особенно стараться, чтобы сыграть роль начинающего журналиста. Где-то через пару часов, когда она просмотрела добрую половину альбомов и выслушала несколько интересных историй, она наконец решилась обратиться к настоящей цели своего прихода.