— Так я теперь буду ходить всегда, — гордо выпятила я грудь.

— А может, не надо? — кривилась она.

— Что? — бросила я на нее недовольный взгляд.

— Как-то непривычно… — пробормотала подруга тихо.

— Привыкнете, — сказала как отрезала. — Я должна стать женственной.

— Несколько радикально, тебе не кажется?

— Подруга называется. Вместо того чтобы поддержать и порадоваться за меня, ты вон как…

— Яр, мне нравится, но твой макияж и прическа. Что ты сделала с волосами?

— Зачесала назад и закрепила гелем.

— Но… — Варька смотрела на меня и непроизвольно морщилась. — А зачем?

— Чтобы было красиво.

— А лицо… Оно же вот-вот пойдет трещинами.

— Тебе поговорить не о чем? Я сказала, что теперь буду так ходить всегда. Что непонятного?

Они решили меня довести? Подумаешь, сменила имидж. Зачем так реагировать?

Варя нервно дернула плечом, укуталась в шарф, и мы пошли в школу. Впрочем, пошли — это круто сказано. Через пятнадцать шагов я ухватила ее за руку, и она меня повела.

— Нет, вот объясните мне, как люди ходят на шпильках? — ворчала я.

Варька смотрела на меня снизу вверх и вздыхала.

— Я не люблю каблуки. Они неустойчивые.

— Ты просто ничего не понимаешь в них. Главное, чтобы каблук… А-а-а-а! — Я едва не спланировала в грязную лужу.

Спасибо Варе, что не дала упасть. Выровняв тело в пространстве, я сглотнула и задумалась, а существует ли замена обуви на шпильке. Но с другой стороны… Настя же как-то на них ходит! И весьма успешно, между прочим. Хотелось плакать. Нет, красота требует жертв.

— Ты это из-за своего спортсмена? — вдруг спросила Варя.

— Я не знаю, Варь. Понимаешь, он меня вчера пригласил… Ну ты слышала… Тренировка, потом в кафе… А сам… Ну… В общем, я пришла, а он как будто со мной не знаком. И… Понимаешь… Мне показалось, что он отшил меня, потому что я оделась неправильно. А я ж оделась, как мне удобно… Ты ж знаешь, что я не люблю все это. — Я показала ей на сапоги, синие коленки и все время задирающуюся юбку.

— Ярик, но ты же сама все понимаешь. Зачем делаешь так, как тебе не нравится?

— Потому что он нравится мне.

— А Ахмед?

— Ахмед тоже нравится. С ним классно гулять с собаками, но мы такие разные. Он любит науку, а я спорт.

— Ну и что?

— Как «ну и что»? Вот вы с Поэтом одинаковые! Ты любишь литературу, и он пишет литературу.

— Слушай, любить литературу и писать книги — это не муж и жена, это четыре разных человека, — смеялась подружка. — А ты, как мне вчера сказали карты, совершаешь ошибку.

— Я не верю в это, ты же знаешь.

— Ох, смотри сама. А хочешь, приводи этого Матвея в «Слона». Мы с девочками на него посмотрим и все тебе скажем.

— Угу, точно. Пара фраз от Жени, и я больше никогда его не увижу.

— Ты переоцениваешь Точку.

— Самое главное, чтобы я ее не недооценила.

Дорога до школы показалась мне всеми кругами ада. Ноги разъезжались на льду, подворачивались, и я очень боялась сломать лодыжку. Ведь тогда я не смогу тренироваться, да что там говорить! Я вообще не смогу ходить! Варька жаловалась на маму. Они опять поругались из-за какой-то юбки, которую ей якобы не разрешили надеть. Варвара мечтала уйти из дома, но пока не понимала куда, «хоть к папе едь, если бы только он мне обрадовался». Папа у Андреевой где-то осел на Севере, ну и, в общем, сложные у них отношения в семье. Не то что у нас. Мне бы вот только от братцев своих избавиться…

— Смотрите-ка! — раздался звонкий голос Лепры. И я от неожиданности аж подпрыгнула. — Наша цапля с коробчонком скачет.

— Красавина, тебе чего надо? — вскипела во мне кровь.

Не будь я на каблуках и в юбке, обязательно бы ее шуганула. Лепра у нас королева красоты. Она такая холеная, словно породистая лошадь, вся из себя в дорогой сбруе. Иногда так по коридору вышагивает, словно по подиуму идет перед всеми модельерами мира. Она такая складная… Все при ней. Только вот язык поганый.

— Яр, не надо. У тебя сейчас позиция неустойчивая, — прошептала Варя.

— Да я ей сейчас покажу, кто из нас неустойчивее.

— Яр, — дернула меня за руку Варя, — пошли отсюда.

Щеки мои полыхали огнем.

— Я всегда так буду ходить, — повторила я упрямо.

Варя промолчала.

— Меня не сломить. Она вздохнула.

— Я все равно докажу свое право быть красивой.

— Самое главное, чтобы ты сама себе нра вилась.

— А я нравлюсь.

— И это отлично. Но все равно в плане макияжа надо с Настей посоветоваться. Она тогда тебя накрасила не так вызывающе. И это… Ярик… — Варька посмотрела на меня жалобно-жалобно. — Ярик, тебе очень идут волосы.

Пришло мое время вздыхать. Если бы ты знала, Варечка, что не получается у меня волосы укладывать.

Мы поднялись в кабинет и заняли свои места. Я вытянула уставшие с непривычки ноги и спряталась за наушниками.

Перед самым звонком прибежали Настя и Точка.

— Ой, Птица, ты брови, что ли, выщипала? — бросила на ходу Женька.

— Кто тебя учил так губы красить? — подавилась Настя.

— Я так буду ходить всегда, — строго сказала я, прекращая всю их болтовню.

— Креативно, — фыркнула Волоточина.

— Смело, — уважительно протянула Настя.

Наверное, декабристы на выселках чувствовали себя гораздо лучше, чем я в школе. Не, ну там мужики, черные избы с мочевым пузырем вместо окна и они — вся из себя такая интеллигенция. Вот и я была сейчас тоже убогой, безрукой интеллигенцией, которая наивно полагала, что кефир сразу в пакетах на деревьях растет. Неприспособленная я к жизни в теле женщины. Ну, то есть не конкретно в теле женщины, а в ее примочках — шпильках, макияже, прическе, одежде. Это так утомительно и совершенно не по мне. А самое ужасное — ни тебе щеку почесать, ни глаза потереть, ни в руку подбородком упереться. Но ладони так и тянулись, так и тянулись к лицу: то глаз предательски зудел, то нос чесался, то еще чего-нибудь. И как Настя ходит целый день накрашенная? Я уже к обеду всю свою красоту рукавами растерла. Зато одноклассники отрывались — шушукались и по смеивались. Учителя сначала шарахались, потом все как один спрашивали, хорошо ли я себя чув ствую. Я криво улыбалась и говорила, что теперь так буду ходить всегда. Они усмехались, но ничего не говорили. Точка утверждала, что у меня такой решительный вид, что даже Монсеррат Кабанье, наша директриса, должна была согласиться с моим решением. Только Пушок… Грымза! Физичка выгнала меня с урока со словами, чтоб я «умылась, а то такой слой косметики может по вредить моим мозговым импульсам». Забила я на импульсы. Сорок пять минут курсировала по коридору — училась ходить ровно, держать осанку и смотреть на всех так, словно я богиня. Если бы только окружающие знали, как плохо чувствовала себя богиня на каблуках, как болели ее ножки и как нервировала юбка. Вот даже в футбол на перемене не погоняешь с друзьями, пиная чужую сумку, эх… Ладно, до конца всего два урока, уж как-нибудь переживу. Мне бы день простоять да ночь продержаться…