Узнав, что его преступная деятельность разоблачена, Нулин попытался покончить с собой прямо в кабинете заместителя начальника Первомайского РОВД Волынкина. Допрашиваемый схватил со стола авторучку и воткнул её с силой в собственное «солнечное сплетение». Если бы преступнику удалось еще и надавить на ручку, возможно ему и удалось бы своеобразное «харакири».

Но беседовавший с ним в этот момент заместитель начальника УР УВД Александр Васильевич Маюлов сумел молниеносно отреагировать на действия арестованного и выбил ручку из его рук. После такой отчаянной выходки Нулина его допросы продолжались лишь в присутствии двух оперативников.

Разного рода неприятности приходилось выносить не только от подозреваемых, но и от… начальства. Получив первые оперативные данные о том, что, возможно, к убийству Писарькова причастны Красов и Нулин, Александр Васильевич не стал делиться ни с кем из вышестоящих руководителей этой информацией, а решил её тщательнейшим образом проверить. Тогда-то он и пригласил Александра Евсеевича Вдовина и Ивана Николаевича Волынкина для проведения допроса Красова. Цель допроса: установление причастности задержанного к убийству старшины. Протокол мастерски проведенного следственного мероприятия подтверждал: Красов – один из убийц Писарькова!

Тут Маюлов не утерпел и поделился новостью с непосредственным своим руководителем – тогда начальником уголовного розыска УВД, ныне покойным Шитовым. Тот тоже не утерпел и распространил информацию выше.

– И мы все получили… «по шеям»! – заключает рассказ Маюлов. – Не благодарность за то, что раскрыли такое трудное, много лет «висевшее» дело, а нахлобучку от начальства лишь за то, что не поделились вовремя ценной информацией, требовавшей обязательной тщательнейшей проверки. Хотя, по словам руководителей УВД, в случае раскрытия данного преступления, сотрудники могли получить сумму, эквивалентную стоимости автомашины и квартиры.

Но если бы только руганью вышестоящих заканчивались для сыщиков все злоключения! Начался суд над Красовым и Нулиным. Каждое доказательство, добытое с превеликим трудом, каждое слово обвинительного заключения профессионально составленного следователем облпрокуратуры А.И. Аброськиным, подвергается неугомонными адвокатами язвительному сомнению.

– Я понимаю, – говорит Александр Васильевич, – у защитника в судебном процессе обязанность такая. Но зачем же, выгораживая подсудимых, адвокаты порой доходят до нелепостей?

Вот и на этот раз, когда Александр Васильевич, стоя, по его собственному меткому выражению, на лобном месте, отражал атаку чересчур агрессивных защитников Нулина и Красова, он услышал следующий иронический вопрос:

– Как вы считаете, что заставило подзащитных сознаться в убийстве Писарькова – спустя столько-то лет!?

– Совесть! – лаконично ответил Маюлов.

– Что? – не понял адвокат.

– Совесть, говорю, замучила, – терпеливо пояснил Александр Васильевич. – Вот и Раскольникову она спокойно не дала жить…

– Ах, не вспоминайте сейчас другие ваши уголовные дела!.. – с досадой отмахнулся то ли недослышавший, то ли недочитавший адвокат.

Судья, чтобы скрыть невольный смех, прикрылся толстым томом уголовного дела.

Что мог ответить Маюлов такому «защитнику»?

«Что за дурацкая у меня башка? Ничего не удерживается в ней! Стоит выпить накануне – и наутро не могу вспомнить: с кем пил, сколько и где? Все бы ничего, но только от такого беспамятства становится порой мерзко и…страшно!»

Так рассуждал сам с собой житель Тамалы Невзглядов (фамилия изменена), занимаясь ранним октябрьским утром похвальной самокритикой. Впрочем, несколько отвлеченные, можно сказать, философские размышления очнувшегося после очередного загула Невзглядова имели вполне конкретную подоплеку.

Утренний страдалец никак не мог вспомнить, куда он припрятал вчерашнюю поллитру с недопитым почти стаканом водки. Заначил на опохмелку, да вот – запамятовал!

Зачем Невзглядов в собственном доме, где он проживал один-одинешенек, прятал оставшееся от попойки спиртное? Во-первых, по привычке, укоренившейся в ту пору, когда была жива еще его жена. Во-вторых, опасался он и приятелей-собутыльников, имевших обычай врываться в его домишко в любое время суток. Такие «орлы» могут без зазрения совести полакомиться хозяйской выпивкой, даже не спросясь спящего хозяина.

С подобными вот невеселыми мыслями всклокоченный и багровый Невзглядов перевернул всё кверх дном в своей квартире, вышел в сени и заглянул даже в корыто и ведро. Бутылки нигде не было!

«Была или не была поллитра? Или она примерещилась – припомнилась с прошлой попойки? А с кем же я пил вчера? Хоть убей, не вспомню! В голове – какой-то черный провал!»

Так тосковал неопохмеленный Невзглядов, и не было рядом с ним мудрого человека, который бы подсказал, что жуткие провалы в памяти являются признаками редкого в наших краях заболевания – алкоголизма. Отсутствующий добрый друг мог бы посоветовать Невзглядову расстаться, пока не поздно, с вредной привычкой. Но, похоже, предостерегать Невзглядова от беды было слишком поздно!

Ни о чем пока не подозревая и не помня о вчерашнем, тот продолжал безуспешные исследования всего дома, обшаривая дрожавшими руками пыльные углы и щели.

В лихорадочных поисках Невзглядов вдруг обнаружил чужие куртку и фуражку, словно кем-то небрежно сброшенные на пол. Долго вертел их хозяин дома в руках, мучительно соображая, чьи это вещи и как они могли оказаться здесь, но так ничего и не надумал. И – верите ли? – недоброе предчувствие сильно сжало его сердце…

В тот момент, когда усилия найти поллитру с остатками водки должны были завершиться приступом беспросветного отчаяния твердые и уверенные удары потрясли дверь убогого жилища Невзглядова. Хозяин вздрогнул от неожиданности и бросился открывать дверь.

На дороге стоял друг и приятель, собутыльник с незапамятных времен Чудов (фамилия изменена). Приятель, судя по его внешнему виду, чувствовал себя превосходно. Но его, как человека общительного и чуткого, волновало и самочувствие других.

– Как дела? – спросил Чудов и внимательным взором враз оценил состояние Невзглядова.

– Да ничего… – отмахнулся тот от цепких глаз приятеля и от неуместных вопросов.

Чудова не смутила манера поведения хозяина. Ведь они знали друг друга, как-никак, с малых лет. Поэтому, когда они прошли в дом и уселись за стол, Чудов продолжал свой настойчивый и, прямо скажем, бесцеремонный допрос:

– Болит голова-то?

– А то!..

– С кем это ты вчера?

– Не помню!

– Как это: не помню? Постарайся!

– Не вспомню, хоть убей! Да тебе-то что за дело?