Лия указала пальцем на фото.

— Ой, я сослепу и не увидела. Да, Рената хотела заказать какое-то украшение, чтобы подарить дочке на совершеннолетие. Видимо, это и была эта самая подвеска.

— А вы знаете ювелира?

— Учителя Ясуо? Конечно!

— А почему вы его называете учителем? — удивилась Лия.

— Потому что он был учителем младших классов, да и вообще, он — учитель по жизни. Всегда нас чему-то учил. Когда мы начали к нему ходить, он был ещё совсем мальчишкой. Хотя тогда мне он казался ужасно взрослым. Всё-таки в детстве разница возрастов очень ощущается.

Именно с ним мы узнали, что такое хокку, танка, сёдо, икебана и оригами. И не просто узнали, но и попробовали. Мне больше всего нравилась японская каллиграфия, Маргарите — икебана, а твоей прабабушке — искусство складывания бумажных фигурок. У неё очень ловко получалось.

Лия не могла поверить своим ушам. Она тоже очень любила оригами, особенно объёмные, но с бабушкой она познала лишь основы. Про объёмные она узнала от соседки по даче, уже после смерти бабушки и всегда чувствовала, что ей не хватает учителя. И вот он, кажется, нашёлся!

— Отведите меня к нему, пожалуйста!

— С удовольствием! Но сначала надо найти письма. Или тебе уже не интересно?

— Конечно, интересно! Меня просто захватили эмоции. У меня такое ощущение, что сейчас самый потрясающий период в моей жизни! Наконец-то начинает складываться пазл, и я с каждым разом понимаю больше не только про мир вокруг, но и про себя. Почему я стала закрываться, перестала любить общение, куда делся мой горящий взгляд и амбиции, в какой момент я свернула не туда…Наверное, это звучит нелепо, но это действительно так!

— Я тебя отлично понимаю, люди, которые неравнодушны к жизни, да ещё и наделены талантами, как ты, очень часто теряются на пути. Просто потому, что они видят больше дорог, и им тяжелее выбрать. Я сама такая была, да и твоя прабабушка — тоже. Она даже больше, чем я, чего только стоит её переезд. Заметь не сейчас, когда залез в телефон и узнал весь процесс от А до Я или, чего проще, заплатил агенту и приехал на всё готовенькое. И даже не в 1990-х, когда рухнул занавес и уехали все, кому не лень. Не только в Австралию, а вообще. Нет, тогда даже позвонить было проблематично, я уже молчу про телевидение и, тем более, про интернет. У меня внук живёт на Бали, так что, поверь, я отлично знаю, насколько сейчас всё проще.

— Да, я знаю, даже десять лет назад и сейчас — это небо и земля, представляю как это было лет 50–60 назад!

— Я бы сказала, что 70 с гаком! Я точно не помню, в каком году они уехали, но я была совсем молоденькой, даже школу ещё не закончила. Рената говорила, что они в третьей волне эмигрантов. Представь себе: до неё уехало всего два "потока".

— Вот этого я не знала. Мне всегда давали понять, что очень давно, но я почему-то думала, что позже. Может, после ВОВ.

— Нет, точно до войны, мне кажется, что во второй половине 1930-х годов. Если не ошибаюсь, Рената говорила, что тогда австралийское правительство увеличило квоты на приём иммигрантов.

— А сколько же лет тогда ювелиру? — удивилась Лия.

— Честно говоря, я не знаю, но больше 100 — это точно. Мне в следующем году 95 стукнет, а он лет на 15 старше меня. Но в нашем регионе это не удивительно, долгожителей у нас всегда было много, а сейчас, когда медицина на таком уровне, ещё больше стало.

— Эх, остались бы мои здесь, глядишь у меня до сих пор бы бабушка была, а может и прабабушка, — мечтательно сказала Лия.

— Ты знаешь, я тоже иногда так думаю, но ведь каждому свой срок отведен на земле.

— Да, вы правы, бабушка такая юла была, мне кажется, что она даже больше положенного успела сделать, хоть и умерла очень рано. Я только с годами стала понимать, как же много всего она знала и умела! И она могла бы меня научить, но я сопротивлялась, мне тогда казалось это пустой тратой времени, а теперь вот локти кусаю.

— Не ругай себя за это. Сколько тебе было, когда она умерла?

— Двенадцать. Всего двенадцать. Хотя тогда я считала себя ужасно взрослой. В чем-то, конечно, да, особенно по сравнению с моими сверстниками. Я не плакала на похоронах. Не потому, что мне не было больно или я не понимала, что произошло, нет. Просто я тогда считала, что плачут только дети, а я уже взрослая, и не могу себе позволить такой роскоши. С тех пор я начала закрываться в себе.

Старушка уже открыла рот, чтобы ответить, но заметила, что Лия не то, что не закончила, она только начала подходить к тому, что действительно хотела сказать. Она тактично провела пальцами у рта, дав самой себе обещание не перебивать, и приготовилась слушать.

А Лия продолжила, кажется, даже не заметив, что её хотели прервать.

— Сначала по чуть-чуть, лет до 18 — ти это вообще было незаметно. Я по-прежнему была очень активной, много чем интересовалась и не представляла свою жизнь без общения. С 25-ти темп ускорился, у меня всё чаще возникало ощущение, что я живу не свою жизнь. А после тридцати вообще всё под откос пошло, круг моих интересов сужался быстрее, чем мышь убегает от кота. И как следствие начали "отваливаться" приятели и знакомые. Перестала ходить на пилатес и йогу, потеряла контакт с девочками. Бросила керамику — перестала общаться с людьми оттуда. И так со всем. Я очень много куда ходила и всегда заводила друзей-приятелей, но в какой-то момент это стало обузой. Многочасовые разговоры и длинные переписки с подругами стали все реже, а потом и вовсе сошли на нет, оставив место только коротким комментариям в социальных сетях раз в сто лет и поздравлениям с праздниками. Дошло до того, что Марлей — это ящерка, живущая у меня на балконе — стал моим единственным собеседником на долгие недели, а то и месяцы. Да, на работе я, конечно, общалась с коллегами, но кроме рабочих моментов мы обсуждали разве что погоду.

А поняла я это совсем недавно, когда в очередной раз вошла в пустую и тёмную квартиру на окраине Лондона. Тогда у меня прямо щёлкнуло в мозгу: Я вообще одна на белом свете, и у меня нет ничего, кроме съёмной квартиры и уже давно опостылевшей работы.