Шрифт:
Интервал:
Закладка:
II
Напрасно древние запреты
Взывают к совести твоей, —
Ты силою любви согрета,
И жизнь законов всех сильней.
Сияют звезды сквозь туманы.
Он близок, тот, кого ждала, —
Жених любимый и желанный,
Привет ему, ему хвала!
Он, как фантом в сиянье лунном,
Как будто бы подарен сном,
С его страдальческим и юным,
Любовью дышащим лицом.
Он близок, — ты не понимаешь,
Что это явь, но он идет,
За сновиденье принимаешь
Его таинственный приход.
Вокруг становится светлее.
Как молод он, как ласков он!
Обвил тебя рукой своею,
В твоей душе огонь зажжен.
И ты изведала истому,
Что б ни грозило впереди!
И тихо погружаясь в дрему,
Приникла ты к его груди…
Уже шуршат в притворах тени,
И громкий благовест зовет,
И прогоняет сновиденья,
Но пробуждение гнетет.
Твое терзанье бесполезно,
Вошла ты в черных мыслей круг, —
Как будто бы открылась бездна
И берег ускользает вдруг.
Отныне станешь безутешна.
Была ты, как лесной цветок,
Чиста, невинна и безгрешна,
Но грех тебя осилить смог.
Твой стыд гнетет тебя сильнее,
Укором дышит все окрест,
И хочешь ты рукой своею
С груди сорвать священный крест.
И все любовью захлестнуло,
Она нахлынула волной,
И в свете солнца потонуло
Свершенное во тьме ночной.
О нет, теперь грустить не время,
Жить невозможно не любя,
От века страсть владеет всеми,
Она коснулась и тебя.
Двоих любовь соединила,
И ваших рук не разомкнуть.
Она, как солнце, осветила
Ваш молодой, прекрасный путь!
Да, жизнь течет, бегут минуты,
Дана недаром красота,
И нужно юным сбросить путы
Молитв, запретов и поста!
1889
ГДЕ НАШИ МЕЧТАТЕЛИ?..
Я не знаю, грусть ли это уходящего столетья,
Тень, что на закате солнца прячется в багровом свете,
Иль обманутая вера, боль проигранных сражений,
Или горе, что рождают горы братских погребений.
Как печальное наследье всюду нас оно встречает,
Темнотою и тоскою наши души омрачает,
И, развеявшись по ветру, сеет тайное томленье,
Словно пробил час и вправду близко светопреставленье;
Что звучит — я вопрошаю — в этих жалобах и стонах?
Что за призраки толпятся с мрачным блеском глаз бессонных —
Утомленная бездельем юность — жертва увяданья,
Сонмы лириков, поющих выдуманные страданья,
Жалкие сердца пустые, малодушные уродцы,
Не умеющие даже верить, чувствовать, бороться?!
Что за немощные руки? Дети, у которых лица —
Как плоды, что рано ссохлись, не успев еще налиться?
В час, когда стенает столько душ измученных и сирых,
И грустят больные барды, разуверясь в скудных лирах,
Тягость мира, серость жизни в ослепленье проклиная,
И мечту их о бессмертье провожает скорбь людская, —
Ты, художник, повелитель столь божественного слова,
Что сумел бы ширь земную, красоту всего земного,
Неизведанную радость щедро так раскрыть пред нами,
Даже ты стремишься ползать проторенными тропами
И наркотиком унынья одурманить дар природный,
Чтоб на родине казаться странной тенью чужеродной!
Как случилось, что твердишь ты в молодые годы эти,
Будто стар и жизнь постыла, безразлично все на свете,
Что увлечь тебя не может никакая в мире сила,
Что напрасны все сомненья и ничто тебе не мило?
Что такое жизнь, ты знаешь? В наши дни, когда в орбите
Вечного миропорядка, в бурном хаосе событий
С мишурой обманных зрелищ, вьющих сети заблуждений,
Время, лишь крылом ударив, вносит столько изменений, —
Ты пытался ли проникнуть, пусть не в суть вещей, в сознанье,
Но хотя бы в трепет сердца, в мимолетное мерцанье?
Ты лишь на пороге жизни. Мысли гибкой — нет предела,
В гущу жизни окунувшись, сколько б струн она задела!
Вам, счастливые поэты, — все под солнцем вечно ново,
Только вы с красот незримых совлекаете покровы!
Сколько образов блестящих пред тобой скользят без края,
Ты же, как в воде стоячей, мысли сонные качая,
Равнодушно упускаешь формы, звуки, краски, пятна,
Тьму невысказанных истин ты теряешь безвозвратно.
Знаю. Как и ты, я тоже был обманут верой вздорной,
Что мой жалкий бунт в искусстве — путь к бессмертию бесспорный
Вымученными слезами, — мне отвратно вспомнить ныне! —
Я оплакивал прилежно вздор, казавшийся святыней!
Но когда я осмотрелся и узнал, что это горе
Начинающих поэтов — только нечто вроде кори,
Что, вчера покинув школу, в цвете лет они хиреют,
Тратят юный пыл и силы, что еще в них только зреют,
На пустые перепевы, где штампованные звуки
Заказную скорбь мусолят и надуманные муки,
И когда я понял ясно: это гибельная мода,
Что высасывает соки юной поросли народа, —
Я велел незрячим мыслям, что летучими мышами
Над могилами кружатся, — не возиться с мертвецами,
Но из цвета бурной жизни извлекать ее щедроты,
Собирая мудрость, правду в нестареющие соты!
О, как много можно в жизни написать! Какие драмы
Нерассказанными тонут, поглощенные валами
Моря жизненного! Сколько в тьму унесено волною
Непрославленных героев, обездоленных судьбою!
Сколько мучеников стойких и сердец, разбитых гнетом,
Предано навек забвенью, забрано водоворотом!
Весь наш мир — в движенье вечном. В мировом круговращенье
И у самой малой силы есть свое предназначенье.
И когда, поэт, ты видишь, как вокруг страдают люди,
Бьются, мечутся и стонут, и надсаживают груди,
Ты же низким дезертиром сторонишься поля брани,
Тем, кто ждет твоей подмоги, веруя в тебя заране,
Шлешь отчаянье