Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дверь хлопнула, я усмехнулась и побежала вниз.Ну и чудесно все складывается! Пусть Борис Львович преспокойненькоразвлекается. Кажется, моя миссия подходит к концу. А где доказательства,спросите вы. За этим дело не станет. В мастерской художника на полкахтомится целая куча всяких предметов – глиняные вазы, гипсовые уши,керамические фигурки. Одна из чашек, стоящая среди десятка себе подобных, непростая. Это очень хитрый фотоаппарат. Рассчитан он на сутки работы. Один раззаводите механизм – и дело с концом. Один раз в установленное времякрохотный затвор неслышно щелкает, и на пленке остается компрометирующий кадр.Впрочем, режим работы камеры можно предусмотреть любой. Сегодня после завтракая установила его на шесть часов, а съемка будет проходить через каждыепятнадцать минут. Надеюсь, что Борис Львович не потащит любовницу в спальню, даи незачем ему это делать – в мастерской стоит такая удобная двуспальнаятахта…
Радостно насвистывая, я добралась до метро.Отлично все складывается, использую образовавшийся в работе перерыв на всюкатушку.
Прикупив на дешевом Киевском рынке кучувкусностей, я помчалась домой, сейчас побалую своих славным обедом.
Кирюшка и Лиза гуляли с собаками. С нашейстаей непросто. Если выходить с псами по одному, то как установить очередь?Оставшиеся дома от злости и негодования обязательно набезобразничают. Поэтомупрогулка превращается в целое представление. Кирюша, как самый сильный, беретсемидесятикилограммовую Рейчел, Лиза прихватывает Рамика и Мулю, Ада гуляет безповодка, она послушная и довольно трусливая. При малейшем шорохе прижимается кземле и трясется. Ей и в голову не придет шмыгнуть в дырку под забором иулепетнуть от хозяев. Правда, Рейчел тоже послушна и спокойна, зато Рамик иМуля настоящие пройды. Стоит расстегнуть ошейник, как один моментальноиспаряется в неизвестном направлении, а вторая пулей летит к мусорным бачкам ибыстро-быстро сжирает все, что вывалилось из них на землю. Только не подумайте,бога ради, будто мы морим ее голодом. Тучная Мулечка ест три раза в день, хотясобачек ее возраста принято кормить дважды.
– Лампуша пришла! – завопилувидевший меня Кирюша.
Рейчел медленно подняла морду, Ада тихоньковзвизгнула, а Муля и Рамик яростно заскребли лапами, пытаясь кинуться мне нашею.
– Поставь сумки, – крикнулКирка, – я донесу!
Он побежал мне навстречу, Рейчел ленивотрусила рядом. Лиза тоже обрадованно улыбнулась и кинулась наперерез мальчику.Впереди, натянув поводки, галопировали Муля и Рамик, все они неумолимоприближались друг к другу.
– Эй, – попыталась я остановитьих, – потише, сейчас упадете.
Но мое предупреждение прозвучало слишкомпоздно. Все произошло мгновенно и почти бесшумно, словно в немом кино. ВнезапноМуля совершила настоящий хоккейный подкат под Кирюшку. Чтобы не наступить сразмаха на жирненькое тельце мопсихи, мальчик перепрыгнул через нее и тут жеспоткнулся о поводок Рамика.
– Осторожно! – заорала я, ноопоздала.
Кирюша шлепнулся на обледенелую землю, недобежав до меня двух шагов. Я кинулась его поднимать. Но сначала пришлосьотпихнуть яростно радующихся Мулю, Аду и Рамика. Рейчел, если она не желаетдвигаться, стронуть с места невозможно, поэтому через нее я просто перепрыгнула.
Кирюшка сидел, как-то странно вытянув руку.
– Больно, – прошептал он.
Я взглянула в его побледневшее лицо и поняла,что, очевидно, больно ужасно, Кирюшка находился на грани обморока.
Дома мы с Лизой аккуратно стащили с негокурточку и увидели, что рука от запястья до локтя угрожающе раздувается простона глазах. Огромный синяк проявился тоже мгновенно. Только что кожа была чутьрозоватой, через секунду покраснела, потом посинела.
– Немедленно в Филатовскуюбольницу, – скомандовала я.
Кирюшка покорно кивнул, а Лиза заревела.
– Не плачь, Лизавета, – бодрым тономпроизнес Кирка, – и не больно совсем, зато теперь в школу не пойду,каникулы!
Я хмыкнула и понеслась в спальню, чтобыдостать из шкафа деньги. Страховая медицина, конечно, хорошая штука, но,думается, приятно хрустящая бумажка обяжет доктора быть повнимательней.
В спешке роняя на пол постельное белье, явытащила припасенную заначку и услышала легкий стук. На балконе вновь стоялакенгуру.
– Пошла прочь, – велела я, – недо тебя, ей-богу.
В Филатовской больнице нам незамедлительнопоставили диагноз – перелом, по счастью, самый обычный, закрытый, безсмещения. Толстая медсестра ловко наложила гипс и вручила мне «Памяткуродителям по уходу за ребенком с травмированными конечностями».
– Дай сюда, – попросил Кирка ивырвал из моих рук желтоватый листочек. – Ой, Лизка, глянь, кайф! Щадящийрежим, диета обычная и никакой школы!
Я заглянула в «Памятку».
– Э, нет, дружок! Тут сказано –«дети с травмированными нижними конечностями занятий не посещают». У тебяпострадала верхняя.
– Ну, Лампуша, – заныл Кирка, –хоть один денечек завтра!
Не в силах отказать, я согласилась:
– Хорошо, но только завтра.
– Клево! – завопил Кирка и тут же,поскользнувшись, рухнул на асфальт прямо у будки охранника, стерегущего въезд вФилатовскую больницу.
– Давай, парень, – одобрилсекьюрити, – теперь весь поломайся! Будет у тебя не только бриллиантоваярука, но и костяная нога.
– Кирюша! – в один голос закричалимы с Лизой.
– А чего, – забормотал он, – иничего, подумаешь, упал!
– Проснулся, а там гипс, – радовалсясторож.
– Держи его со здоровой стороны, –велела я Лизе и посмотрела на часы.
Полседьмого! Пора на работу. Нет. Большеникогда не буду врать ничего, что связано со здоровьем. Стоило придумать проперелом – и вот он, пожалуйста, в наличии.
Когда мы добежали до метро «Маяковская», яспросила:
– Сами домой доедете?
– Без проблем, – ответила Лиза.
Но Кирюша горестно вздохнул и проныл:
– Рука болит, жуть.
– Ничего, миленький, – попыталась яутешить неудачника, – выпей анальгин, скоро успокоится.
– Прикинь, какое горе, – стоналКирка, – рука-то левая! И мне кажется, что боль пройдет, если мы сЛизаветой съедим по булочке вот отсюда!