Вечером мама все же что-то заметила. Она озабоченнопотрогала мой лоб, смерила температуру, уверилась, что все в норме, и решила,что я просто устала.

С тех пор мы с сестрой никогда не разговаривали о томслучае. Очень может быть, что она о нем вообще забыла. Но у меня в памятинавсегда отпечатался тот взгляд, полный злобы и равнодушия, и запах смерти,запах ненависти, смешанный с острым, свежим, смолистым запахом мужскогоодеколона…

Нет худа без добра, сказала я себе, пробираясь к выходу нанужной остановке, хоть воспоминания и причиняют мне много неприятностей, однакодорога показалась незаметной. Я решила пройти до дома сквериком, чтобы подышатьсвежим воздухом. Хотелось успокоиться. А домой не слишком хотелось. И если быне чувство голода, то можно было бы погулять подольше.

Не то чтобы я не люблю свою семью, однако существовать мне сними рядом тяжеловато. Сестра говорит, что у меня скверный характер отодиночества. Забыла сказать, что я — стопроцентная старая дева. В самом прямомсмысле этого слова. Сохранить невинность до двадцати семи лет — это в нашевремя удивительный случай. Однако у меня были на то причины, но об этом после.

Мы все живем в трехкомнатной квартире, которую когда-товыменяла бабушка: мама, я, Тинка и сестра с мужем. Муж у Сашки не то третий, нето четвертый. Нет, официальный, кажется, третий… Он — непризнанный гений, так ипредставляется незнакомым женщинам. И даже зовут похоже — Геннадий.Гениальность его лежит в области искусства, то есть он пытается себяреализовать в творчестве. Он художник. Но картин не пишет. И обложки для книгне рисует. И дизайном не занимается. Зато просто фонтанирует идеями. В головемножество художественных проектов, вот только с реализацией неважно. Онобъясняет это засильем пошлости и бездарности. И еще кругом блат исемейственность, а у него нет ни денег, ни полезных связей, чтобы пробитьсянаверх. А на талант всем вокруг плевать, утверждает он. Сестра, кажется, ивправду его любит, во всяком случае, принимает на веру все, что он скажет.

Тинка выросла хорошенькой — вся в Сашку, однако у сестрымоей характер легкий и наплевательский на всех и вся, дочка же ее вредная игрубая, но мы надеемся, что это пройдет, когда Тинка выйдет из трудногоподросткового возраста.

Мама два года назад тяжело болела, ей пришлось броситьработу, да и возраст уже подошел. Вот и получается, что единственным кормильцемв семье являюсь я.

Не подумайте, что я упрекаю домашних за это, просто хотелосьбы иногда чуть больше тепла и заботы с их стороны. Чуть больше внимания. Но этоуже из области несбыточного.

У подъезда стояла Тинка, как всегда в компании мальчишек.Они громко хохотали и пили пиво. Две соседки, сидящие на скамеечке, смотреликрайне неодобрительно, поджав губы. Увидев меня, соседки оживились.

— Твоя вчера опять окно на лестнице не закрыла! —заговорила первая старуха. — Всю ночь рама хлопала, я заснуть не могла!Теперь вся разбитая, наверно, давление подскочило!

— Окурков на площадке набросали, бутылкуразбили! — вступила вторая. — Я уж участковому жаловалась…

— Извините. — Я стушевалась, хотя насчет окурковбыла совершеннейшая неправда, все жильцы прекрасно знают, что это курит ВасилийПетрович со второго этажа, его жена домой не пускает, если Васька выпивши, такон и слоняется по лестнице.

— Был бы у девки отец, — снова начала перваястаруха, — отходил бы ремнем по заднице, сразу бы поняла, как себя вестиследует!

— Да какой там отец! — махнула рукойвторая. — С этакой мамашей чего хорошего ждать? Яблочко от яблони…

Я в это время безуспешно рылась в сумке в поисках ключей отдомофона.

— Сами кошелки старые! — раздался рядом Тинкинголос, звонкий от злости.

— Тина! — вскричала я. — Как тыразговариваешь со взрослыми?

— Да плевала я на них! — Тинка подошлаближе. — Какое право они имеют нас оскорблять?

— Слушай, тебе обязательно нужно ихпровоцировать? — рассердилась в свою очередь я. — Что, нарочно возлеподъезда толчетесь, нельзя подальше отойти?

— Где хочу, там и стою! — Тинка обратила агрессиюна меня. — Нечего тут распоряжаться…

Я наконец нашла ключи и проскочила в двери. В нашем общем ссоседями тамбуре было темно, как в преисподней. Второй день, как перегорелалампочка, и наша очередь ее менять. Вчера вечером я пришла поздно, просиласестру напомнить Геннадию, утром, когда я уходила, они еще спали. Ощупью ядобралась до двери в квартиру. Нечего было и думать найти в темноте замочнуюскважину, так что я долго жала на дверной звонок, пока не поняла, что никто неоткроет. Мама плохо слышит, Геннадий принципиально не подходит ни к двери, ни ктелефону, а сестры, очевидно, нет дома.

Открылась дверь соседей, их невестка выкатила коляску, непоздоровавшись со мной. Пока она разворачивалась, я при свете успела вставитьключ в замочную скважину и распахнуть свою дверь.

И сразу же налетела на «Аврору».

Я уже говорила, что муж сестры художник. «От слова„худо“, — тихонько добавляет Тинка. Кроме нее, никто в нашем доме неосмеливается произносить это вслух. Геннадий очень трепетно относится к своему творчеству,а сестра — очень трепетно к своему мужу, так что оскорбивший его рискуетполучить хорошую взбучку.

Геннадий постоянно находится в творческом поиске, пытаетсяпристроить свой талант куда бы то ни было. На слово в наше время работодателине верят, и это совершенно правильно, от Геннадия требуют конкретных, осязаемыхрезультатов. Мы с мамой ничего не имеем против профессии художника, однакохотелось бы все же, чтобы произведения Геннадия были… более камерными, что ли.К примеру, те же книжные обложки или, допустим, иллюстрации. Места много незанимают, формат в обычный лист, сложит их человек в папочку, возьмет ее подмышку и идет себе по делам. Или в рулончик аккуратненький свернет… А если ненужны станут, то на антресоли всегда убрать можно. Или в кладовку. Но у Геныгигантомания, его талант может существовать только в крупных формах. И хужевсего то, что все эти формы он изготовляет в нашей квартире — что делать,говорит он, он ведь не член Союза художников, мастерская не положена…

Итак, едва войдя в квартиру, я налетела на огромную, подпотолок, металлическую конструкцию, которую Геннадий сделал для того, чтобыучаствовать в инсталляции, посвященной научно-техническому прогрессу, вчастности нанотехнологиям. Говорят, сейчас это очень актуально. Конструкцияпредставляла собой беспорядочное переплетение металлических труб от лесов,которые Генка упер с ближайшей стройки, обшитых кое-где погнутыми стальнымилистами, выкрашенными серой корабельной краской, за что Тинка сразу же назвалаГенкину работу крейсером «Аврора».

У меня образование экономическое, однако про нанотехнологиисейчас только ленивый и глухой не слышал. И вот на мой непросвещенный взгляд —это что-то такое крошечное, невидимое невооруженным глазом. И как с этимсочетается Генкина металлическая орясина — убей бог, не пойму, очевидно, необладаю творческим мышлением.