Да, у меня есть дракон! Мне не нужна ни морская свинка с длинной шерсткой, ни собака, которая может танцевать, ни даже рыба-бабочка. He-а. У меня дракон. Выкуси, Лиам!

ДА, я признаю, он маленький. Можно даже сказать, крохотуля – уж в этом я толк знаю, я ниже всех в классе, – но его это, кажется, никак не трогает. Может, если б я сверкал и летать мог, то и меня бы рост не волновал.

Размышляя, насколько быстро он вырастет, я вдруг вспомнил о Конни. Она будет на один зуб для крепнущего дракона! Словно стараясь успокоить меня, дракончик попрыгал к моему растению, монстере деликатесной, – которая, конечно, совсем не монстр, хотя было бы круто иметь сразу двоих кошмариков, – и начал откусывать листья.

– Уфф, – рассмеялся я. – Теперь я знаю хотя бы это. Ты любишь растения. Будем надеяться, этого хватит, чтобы ты наелся.

Единственный настоящий вопрос – это как сохранить его у себя. Я был уверен, что в мамином списке идеальных гостей драконов нет. Мама с папой, конечно, много чего разрешают, но, глядя на разгром в моей комнате, я подумал, что даже они будут против.

Мне уже пришлось спрятать папин старый комикс о Бэтмене – точнее, жалкие обугленные страницы. И семь моих носков, совершенно обгоревших после того, как я использовал их как варежки, чтобы тушить искры. И, конечно же, задрапировать огромную дыру в маминой любимой занавеске. Ох, и эти нескончаемые бомбы с обратным отсчетом – драконьи какашки, подстерегавшие то тут, то там, в общем, везде. Видишь ли, драконьи экскременты не только пахнут как тухлая рыба, завернутая в вонючий сыр и посыпанная горелым хлебом, но в высохшем виде чрезвычайно взрывоопасны. То есть могут взорваться в любую минуту, без предупреждения. Факт, который я узнал сегодня утром, часа в четыре. Скажу так: если однажды проснуться и увидеть, что твоя кровать покрыта взорвавшимися драконьими испражнениями, сразу начинаешь подходить к вопросу их уборки принципиально. И пристально следить, куда они падают!

За завтраком я сидел рядом с Конни, уложив дракона в карман толстовки. Слышал, как мама и папа наверху составляют свои списки дел на сегодня. Их разговор уже походил на соревнование, чей список длиннее. Я же надеялся, что ни один из этих списков не затронет меня!

Конни, может, и маленькая, но не глупая. Она все видит. Если у меня во рту конфета – пусть даже я не жую, – Конни все равно знает. И с быстротой молнии протягивает ручки – тоже хочет. Так что, когда я неосторожно залез в карман, думаю, она решила, что у меня там спрятаны конфеты. Она перегнулась вперед и дернула за толстовку, оттягивая карман.

– Дайконнидайконнидайконни, – бормотала она.

Я не успел остановить дракончика – увидев шанс выбраться на волю, тот вылетел из кармана. Но от волнения начал чихать и гадить одновременно. Выпуская искорки, подпалившие тост Конни, с одной стороны и оставляя полужидкую массу на моих хлопьях – с другой.

Напуганный радостными криками Конни, он поднялся наверх, к лампам, по пути регулярно сбрасывая какашечные бомбочки. И стоило папе зайти в кухню, одна из них оказалась под подошвой его ботинка. Если б отец только научился хоть чему-то на нашем первом и последнем занятии по фигурному катанию, ничего бы не случилось. И если б стол не стоял по пути, отец бы плавно проскользнул к задней двери. Но папа налетел на него, как крокодил, захлопывающий пасть, и приземлился лицом прямо в тарелку Конни с банановым пюре.

Зато Конни посмеялась.

Я быстро открыл карман, и дракончик молнией скользнул туда, где его никто не увидит. Причем вовремя – мама как раз вошла посмотреть, отчего такой шум.

– Что здесь творится? – простонала она, оглядывая беспорядок.

Плюс Конни в том, что она еще не очень умеет говорить и на нее можно свалить кучу всего – Конни не возражает, ее радует все на свете, а мама и папа не сердятся на нее, ведь она просто малышка.

– Коннифетта снова рисовала картинку бананами, но прилетел голубь и все съел, – сказал я.

Захлопав в ладоши, Конни запустила новую каплю пюре папе на нос, что опять привело ее в восторг. Мама закатила глаза и вздохнула. Конни хихикнула и показала большие пальцы, измазанные бананом.

– Конни Блабилонни! – засмеялся я.

Она шевелила банановыми пальчиками, изображая человечков – и вышло настолько смешно, что даже мама не удержалась от улыбки. Говорил ведь, мы в одной лодке, я и Конни.

Пока мама, как гиперактивный осьминог, очищала папу, пол и Конни, я сумел сбежать. И очень кстати, потому что мне надо было к дедушке в сад – срочно.

Бабушка с дедом живут всего в нескольких улицах от нас, да и путь к ним можно срезать через парк. Если бы в конце нашей дороги не построили несколько новых зданий, я бы видел их дом из окна спальни.

Живут они так близко по одной причине – в детстве у меня было сердце с дырой. Звучит довольно странно, знаю. В смысле, как это вообще выглядело? Я всегда представлял, что дыра проходила насквозь, делая сердце похожим на пончик. Но на самом деле это не так. Для начала, его не покрывала ни розовая глазурь, ни сотни тысяч блестящих крупинок посыпки, которые бы стали хоть каким-нибудь утешением. Я рос очень болезненным, вот бабушка с дедушкой и переехали сюда, чтобы присматривать за мной, пока мама и папа работают.

Примерно в пять лет меня прооперировали: дырка от пончика не зарастала так, как врачи надеялись. Услышав слово «операция», я решил, что это будет как в настольной игре, где надо доставать органы человечка пинцетом – если сделаешь неверное движение, человечек жужжал. Я жутко волновался, вдруг тоже зажужжу, перепугаю доктора, и тот нечаянно зашвырнет мое сердце в дальний угол. Но он уверил, что играл в эту игру годами и никто никогда не жужжал, прямо ни разу, поэтому я и разрешил ему оперировать меня, честно. И доктор справился.

Мама с папой до сих пор не верят, что дыра заштопана и мне лучше. Все еще считают меня хрупким и мечтают уберечь от всего, закрыв в одном из тех гигантских пластмассовых шаров, в которых люди, как хомячки, бегают на ярмарках. Хорошо, что дед рядом: он твердо верит – надо «давать детям быть детьми».