«Перемирие... Ха-ха! Выманить ее, усыпить бдительность – инаброситься. Она не будет ждать... она поверит... Нет? Значит, нужно сделатьтак, чтобы поверила. Убедительность, мягкость... Может, добавить немногоиспуга...»

Ему представился снег, падающий на Вику, и с неожиданнойчеткостью, преподнесенной проснувшимся воображением, Кирилл увидел себяразделившимся на мириады снежинок, в каждой из которых торчала крошечная,незаметная глазу ледяная игла. Он мягко обрушился на Вику сверху, притворилсятеплым одеялом, укутывал ее плечи, и видел, как она смеется, ловя на ладоньснежинки. Затаившись, он наблюдал, как она макает варежку в снег, а затем машетею, стряхивая снежную пыльцу. Он позволил себе казаться таким безобидным, какимтолько может быть снег в двух шагах от дома, где горит желтым светом окно иподнимается пар над стаканом с горячим чаем. Он усыпил ее, закрутился у нееперед глазами сверкающим калейдоскопом, ошеломил стрельчатой красотой снежинок,и когда она замерла, принялся обволакивать ее, погружая в снег, будто в теплуюводу, убаюкивая, покачивая, не переставая засыпать снежинками.

Он видел, что она застыла на месте, не мешая емунакручивать, словно снежную сахарную вату, все новые и новые слои снега. Итогда он пронзил ее всеми ледяными иглами, впился в беззащитную кожу, разорвалее, будто зубы вампира, и слушал, как звучит ее дикий, отчаянный крик, полныйизумления и боли.

От крика Кирилл вздрогнул и непроизвольно дернулподбородком. Видение исчезло. Черт, что с ним?! Он что, спит наяву, в машине?Какой снег, какие снежинки? Ему и в самом деле нужно заключить с ней перемирие,пока не стало слишком поздно. Он встретит ее, заболтает, заставит поддаться еговлиянию, и в итоге она сама поймет, что им выгоднее дружить, а не вырывать другиз друга заживо клочья мяса.

Кирилл Кручинин достал телефон и позвонил Виктории.

Но когда после разговора он убрал телефон в карман, крикбывшей жены все еще звучал в его ушах, и слушать его было наслаждением.

Я шла по улице, не выбирая направления, не замечая даже,куда иду. Несколько раз я ловила на себе взгляды прохожих, но мне потребовалосьувидеть свое отражение, чтобы осознать, почему на меня так смотрят.

И ужаснуться...

Выглядела я кошмарно. Разорванные чулки, смятое платье взелени травяных разводов, торчащие из пучка на голове пряди, как перья птицы,которой поиграла и выпустила кошка... Кажется, я напоминала людям жертвугруппового изнасилования, чудом спасшуюся от мучителей.

Но, как ни странно, именно это помогло мне собраться. Явсегда придавала очень большое значение внешнему виду, и теперь, увидев себя,поняла, что мне нужно что-то предпринять, и немедленно, иначе я нарвусь нанеприятности. В большом городе, если ты не хочешь притянуть их к себе, ты недолжен выглядеть как жертва. А я ею выглядела.

К счастью, в этом спальном районе было полно магазинчиков, ия нырнула в один из них. Двадцати минут мне хватило, чтобы переодеть чулки впримерочной, а заодно привести лицо в порядок. Все, кроме его выражения, потомучто даже тренировка с эмоциями не помогла. Из зеркала на меня смотреласорокалетняя женщина с туповатым лицом. Мне не сорок, и я не глупа, но зеркалов магазине было безжалостно.

Как мой муж, подумала я. О да, Кирилл будет безжалостен! Онвыбрался из-под того танка, который должен был раскатать его, вдавить в землю,и он не из тех, кто прощает покушения.

Я представила, что он может сделать со мной, и на минуту мнестало так жутко, что я вынуждена была присесть на стул в примерочной. Рукитряслись. Иррациональный страх охватил меня и не отпускал до тех пор, пока ямысленно не сказала: все, хватит, ты убиваешь сама себя.

Это подействовало. Своим страхом я действительно убиваласебя, и делала это куда эффективнее, чем получилось бы у Кирилла. Не стоилооблегчать ему задачу...

Когда я расплачивалась за чулки, зазвонил телефон, и яуронила его на пол в надежде, что он разобьется. Потому что знала, кто мнезвонит. Но корпус выдержал, и, поняв, что от разговора мне не уйти, я поднялаего с пола.

– Здравствуй, дорогая, – тихо и почти нежно сказалКирилл. Слышно было так хорошо, что я с трудом подавила порыв обернуться – мнепоказалось, что я увижу его за спиной, в двух шагах. – Как поживаешь,Викуша?

– Твоими молитвами. – Кажется, мой голос все-такидрогнул. – Как ты сам?

– Ты знаешь, лучше, чем могло бы быть. Принимаю ванну, лежув пене... – Он издевался надо мной. – Пускаю целлулоидных утяток.Знаешь, желтеньких таких? Плещусь в водичке...

– Кровь смываешь с рук? – не выдержала я.

Не стоило этого говорить! Глупая, ребяческая выходка! Ноголос его был так вальяжен и расслаблен, что я не совладала с собой. Повислапауза, а когда Кирилл заговорил, он уже не издевался:

– Ну вот что... Надо встретиться. Есть что обсудить.

Теперь его слова падали по одному, как камни – ровные серыеглыбы, каждая из которых способна убить. Я пыталась выиграть время, увернутьсяот камней:

– Зачем нам встречаться?

– Ты знаешь зачем. Да не бойся, Викуша. Я же тебя не съем.

Я отчетливо увидела, как, произнеся это, он провел языком погубам.

– Попробуешь съесть – подавишься.

– Скорее отравлюсь.

– Грубишь...

– Ну что ты, ласточка! Отдаю тебе должное.

Я не сразу нашлась, что ответить, потому что мне польстилото, что я услышала. Это было смешно и отчасти жалко, но всегда приятно, когдасильный противник ценит тебя по заслугам.

– Я заберу тебя через час там, где ты скажешь, – вескодобавил он.

Вы не поверите, но я едва не согласилась! Стоило Кириллузаговорить в приказном тоне, как во мне всплыли воспоминания о том времени,когда я подчинялась ему во всем, и потребовалось сделать усилие, чтобывыбраться из-под давящей силы привычки. Привычка требовала покорно сказать:«Хорошо, Кирюша», и ждать, пока приедет мой властный муж и сделает все так, какнадо. Я и не догадывалась, до какой степени это укоренилось во мне! Впору былоповторять, как заклинание: «Ты не имеешь власти надо мной! Ты не имеешь властинадо мной!», и я бы так и сделала, если бы собиралась обмануть саму себя. Носебя не обманешь: это неправда.

– Через два часа, – поправила я, надеясь, что голосскроет мою растерянность. – И не рассчитывай на то, что я сяду в однумашину с тобой.

– Викуша! Ты меня обижаешь...

– Встретимся в каком-нибудь ресторане. Где-нибудь в центре.

– «Под куполом», – спокойно предложил он.

– Что?

– Ресторан так называется – «Под куполом». Встречаемся тамчерез два часа, и не опаздывай. Не на свидание идешь!