Мне хотелось бы увидеть, как Минди вдруг оборачивается, словно представляя именно такую картину, но она так не поступает. Она лишь продолжает водить вокруг лучом.

Сдавайся. Просто иди дальше. Тебе не найти меня.

Что-то ужалило меня в ногу. Может, я и в самом деле возле муравейника. Невероятно. Мне придется позволить этим мелким ублюдкам жалить меня, потому что, если я шевельнусь, она меня услышит.

— Эй! — кричит Минди. — Нам незачем это делать! Мы оба в заднице друг без друга. Как ты собираешься добираться домой?

Придумала бы что-нибудь получше. Вопрос транспорта не сильно меня тревожит.

— Если мне придется уехать без тебя, я соберу здесь всю полицию города. Лес будет просто кишеть ими. И ты не сможешь убежать.

Это уже получше. Но так как в ее планах было доставить меня в полицию или освежевать живьем, я все еще не слишком убежден, что стоит раскрывать мое местоположение.

Несколько секунд она молчит. Минди держит фонарь перед лицом, пока трет глаза, затем снова опускает его.

— Я люблю тебя! — выкрикивает она.

Я смеюсь. Теперь она просто в отчаянии.

Черт. Не стоило смеяться.

Она услышала?

Нет. Слава богу. Я вытираю кровь с губ и продолжаю наблюдать за ней.

Муравей жалит меня в поврежденную лодыжку. Он продолжает жалить меня, даже когда я медленно сгибаю колено…

Нет. Из-за этого хрустят листья. Я замираю.

Она светит прямо в мою сторону.

Такое ощущение, что сейчас у меня случится инфаркт.

Свет бьет мне прямо в глаза.

Теперь она светит на себя, держа фонарь прямо под подбородком, как человек, рассказывающий историю о привидениях.

— Привет, — говорит она, глядя на меня и улыбаясь.

И тут наступает момент полного унижения — мой мочевой пузырь не выдерживает этого. Я не обмочил штаны, когда она держала нож у моего глазного яблока, но сейчас чувствую мокрое тепло и жалею, что не помер тогда, лежа лицом в грязи.

— Я тебя вижу-у-у! — поет она.

Я не отвечаю. Может, она меня на самом деле и не видит.

Нет. Это совершенно нездоровый самообман. Она меня увидела. Она смотрит прямо на меня.

Минди направляет луч на лезвие ножа.

— Ты готов к этому? — спрашивает она.

Ее голос слегка дрожит. Она делает вид, что играет с жертвой, но нужды в этом нет, потому что я ранен и безоружен, а у нее мой нож.

— От страха отнялся язык?

Не могу позволить ей думать, что меня парализовало от страха.

— Не подходи сюда, — говорю я ей.

— А почему нет?

— Потому что, если подойдешь, я разорву тебя голыми руками.

Из-за моего опухшего носа слова звучат не так устрашающе, но я надеюсь, что мысль они донесли.

Минди идет в мою сторону.

— Тогда мне просто придется обрубить тебе руки.

— Таким ножом ты мне руки не обрубишь.

— Я не сказала, что сделаю это быстро.

По крайней мере, я могу убраться от этих муравьев. Я несколько раз хлопаю по штанам, чтобы убить тех, что меня кусают, и начинаю вставать.

— Не стоит ради меня вставать, — говорит Минди.

Не могу понять: Минди идет медленно из-за того, что ей кажется, будто так страшнее, или из-за того, что она не уверена, хочет ли вообще ко мне приближаться.

Я окончательно встаю. Моя нога ужасно болит, но я не позволяю себе упасть.

— Если подойдешь, умрешь.

— У тебя на носу что-то.

— Пошла к черту.

Она останавливается в десяти футах от меня.

— Ну так что будем делать, мистер Убийца Обухом?

— Разойдемся в разные стороны. И забудем, что тут что-то произошло.

Минди качает головой.

— Не вижу тут для себя награды.

— Не думаю, что за мою поимку дают награду. По крайней мере, уже не дают.

— Я не про буквальную денежную награду, — говорит она. Она не добавляет «идиот», но это подразумевается. — Я все равно буду пожинать лавры за то, что привела тебя.

— Или снимешь с меня шкуру живьем.

— Ага. Или так. Ты что предпочитаешь?

— Может, положишь нож? Мы сможем проверить, кто из нас на самом деле круче.

— Вот что я тебе скажу, Убивашка. Если я сейчас внезапно превращусь в слабоумную, я тут же обдумаю твою идею.

Я пожимаю плечами.

— Без боя я не сдамся.

— А я другого и не ждала.

Я поднимаю кулаки в воздух.

— Ну тогда давай. Если ты думаешь, что победишь меня, подходи и докажи это. Когда я отниму у тебя нож, думаю, я начну с того, что отрежу тебе язык. Это чертовски больно. В твоем языке куча нервных окончаний. Затем я располосую тебе щеки — сделаю большую и суперширокую улыбку.

Она не двигается.

— Потом займемся старой доброй расчлененкой, — сообщаю я ей. — Растяну твои кишки как можно дальше. Я не буду заставлять тебя их есть — это было бы грубо, но, может, заставлю немного их облизать.

Насколько я вижу, она не реагирует.

— Затем я вскрою твою грудную клетку и вырежу сердце. Я никогда не ел сердца. Думаю, стоит попробовать. Может, после тебя я продолжу это безумие с поеданием сердец. Что думаешь?

— Думаю… — она замолкает, но затем направляет луч фонаря прямо мне в пах, — …что ты обоссал штаны.

Она надвигается на меня с ножом.

Я к этому готов.

Она делает взмах ножом, но я отбиваю ее руку кулаком. Нож падает на землю.

Затем она бьет меня фонарем по голове, и я тоже падаю.

Она лупит меня фонарем четыре или пять раз, пока не пропадает свет и не разлетаются в разные стороны кусочки пластика. Думаю, одна из батареек выбивает мне зуб.

Глаза застилает кровь, но, кажется, я вижу, как Минди поднимает нож.

Да, нож определенно у нее.

Она склоняется надо мной.

Я пытаюсь сказать что-нибудь угрожающее. Но в итоге только сплевываю немного крови.

Она всаживает лезвие глубоко мне в грудь.

Я кричу. Хотелось бы перетерпеть боль и ужас без крика, но не получается. Мне нужно кричать.

Минди прижимает нож к моему горлу, и вдруг меня перестает волновать унизительность крика. Никогда в жизни я так не боялся, и если она узнает об этом, то сжалится надо мной. Может, она не сумеет убить испуганного и совершенно беспомощного человека.