на том. С Федором пришли пятеро мужиков, по заверению жандарма, самые что ни на есть наилучшие охотники в округе. Задание мужикам пришлось втолковывать долго, зато, поняв, чего барин хочет, охотники быстро разбрелись по лесу. И, гляди ж ты, не мешает им ни мокрый мох, ни холодные капли, что дождем сыплются сверху, стоит лишь задеть какую-нибудь ветку. Этак и заболеть недолго. Посему, когда Федор предложил Палевичу обождать на полянке, Аполлон Бенедиктович охотно согласился. Ну, их вместе с лесом, еще вопрос, стоило ли сюда ехать.

Поляна была почти сухой, во всяком случае, под ногам не хлюпало и за шиворот не капало. А старый пень, украшенный желто-зеленым кружевом древесных грибов вполне мог сойти за стул. Палевич, постелив на пень носовой платок, чтобы не измазать и без того сильно пострадавший костюм, присел. Тишина вокруг угнетала. И когда ж это ему в голову пришла мысль о том, что оборотня следует искать в лесу? Как искать, когда следопыт из Аполлона Бенедиктовича слабый, а мужикам в силу их дремучести и не объяснишь, какие такие следы жаждет видеть их высокоблагородие. Одна надежда на Федора, да и тот все больше в сказки верит.

Долго сидеть не пришлось. И десяти минут не прошло, как раздался радостный крик жандарма.

— Аполлон Бенедиктович, Аполлон Бенедиктович, вы только гляньте! Аполлон Бенедиктович, сюда хотьде!

Палевич пошел на голос, проклиная и лес, и Федора, и собственное упрямство, не дозволяющее закрыть дело. Вот, казалось бы, чего ему не хватает, есть жертва, есть убийца, есть свидетели, в конце концов, а он все никак успокоиться не может, ищет чего-то, ищет, а чего — и сам толком не знает.

— Аполлон Бенедиктович, — Федор вынырнул из зарослей кустарника, точно огромный медведь, только не бурый, а серо-зеленый, в цвета недружелюбного леса. Увидев Палевича, медведь оживленно замахал руками. — Сюда, Аполлон Бенедиктович, сюда.

«Сюда» означало, что придется нырять в кустарник. Палевич поежился от такой перспективы, а Федор разве что не плясал от радости. Ему хорошо, тяжелая промасленная ткань плаща защитит от колючек, да и не страшно, если упадешь.

Обреченно вздохнув, Палевич нырнул вслед за жандармом, и самые худшие ожидания не замедлили оправдаться. Аполлон Бенедиктович моментально вымок, хотя еще минуту назад ему казалось, что вымокнуть больше уже невозможно, однако холодный душ, обрушившийся сверху, доказал обратное. А еще ветка пребольно хлестанула по лицу, словно предупреждая, что дальше идти не надо. Аполлон Бенедиктович выругался, на сей раз вслух. Идущий впереди Федор поспешил заверить, что «ужо недалече». Хотелось бы знать, чего он там нашел.

Мокрый кустарник закончился, и Аполлон Бенедиктович вышел на поляну. Обычную лесную поляну, которая практически не отличалась от той, на которой Палевич стоял совсем недавно. Здесь даже пень имелся, старый, грязный, обросший бледно-розовыми волчьими грибами.

— Вот, вы только гляньте сюда!

Аполлон Бенедиктович, смирившись с грядущим приступом подагры, пошел на другой конец поляны, куда его так настойчиво звал Федор. Ну, если там ерунда какая-нибудь, он этому любителю легенд голову-то открутит.

— Вот! — Жандарм спешно, видать чувствовал дурное настроение высокого начальства, раскидал кучу валежника. Под ней обнаружился череп. Аполлон Бенедиктович сразу и не понял, что эта бело-коричневая, похожая на необычный ствол дерева, штука на самом деле череп, уж больно он был… чуден.

— Корова. — Со знанием дела заявил Федор. — Видать, еще с прошлого года лежит, а то и раньше. А этот совсем свежий. — На втором черепе, извлеченном из черной ямы, укрытой валежником — Палевич только сейчас эту яму увидел — имелись длинные изогнутые рога серого цвета. Значит, и в самом деле корова.

— Там их штук десять! Я бы в жизни не заметил, если бы он один сверху не оставил.

— Кто?

— Оборотень. — Убежденно ответил Федор. — Его работа! Коров ел, а кости туточки прятал, чтоб, значит, не догадался кто.

— Глупость. — Аполлон Федорович, повертев бурый коровий череп в руках, положил его на землю и брезгливо вытер пальцы о зеленый лист. Вот уж правду говорят: пошли дурака Богу молиться. Стоило мокнуть заради какойто ямы, коровьими черепами наполненной.

— Тут не только коровы. — Федор уже успел залезть в яму с ногами и теперь радостно, словно обнаружил легендарный клад, копался в земле. Горка костей на краю ямы росла на глазах.

— Овечка… Собака… Это волк, видите, какой большой и клыки здоровые… Значит, и своих не щадит. Оборотень, одним словом. Еще овечка. А это мелкое что-то, лиса, наверное.

В этой куче костей, аккуратно выкладываемых Федором, было нечто неправильное, вот только Аполлон Бенедиктович, как ни силился, не мог понять, что именно. Дело даже не в том, что черепа принадлежали разным животным, дело…

Дело в самих черепах. Вернее в том, что черепа есть, а других костей нету, а ребра, позвонки где? Кости таза, берцовые, бедреные и другие? Такое впечатление, будто черепа оставляли в яме специально, словно… Словно в жертву языческому богу.

Или оборотню.

Абсурд, но другого объяснения нет. Присев на корточки возле черепов, Аполлон Бенедиктович принялся внимательно их изучать. Кости пахли землей и гнилью, ко всему они были теплыми на ощупь, точно в них еще оставалась жизнь, оттого прикасаться к черепам было вдвойне неприятно.

Из коровьего черепа, того самого, который по словам Федора сверху стоял, вывалилась монета. Ни много, ни мало — серебряный рубль, целое состояние по местным меркам.

— Что творит, ирод! — Продолжал возмущаться Федор, — это ж сколько живности загубил, а зачем?

Палевичу доводилось читать про извергов, которые зверье всякое языческим богам в жертву приносят, дабы сыскать богатство аль славу. Похоже, здесь имело место быть нечто подобное.

Более тщательный осмотр костей показал, что все животные были убиты одинаковым способом — ударом тяжелым, тупым предметом, предположительно молотом — проломы круглые и практически одного размера. Палевич пожалел, что в этом захолустье не сыскать хорошего фотографа, фотографические снимки весьма бы пригодились на суде.

В завершение из ямы Федор вытащил грязную тряпку, которая при ближайшем рассмотрении оказалось женским платьем. Вот это было совсем уж любопыто, человеческих черепов в общей куче не сыскалось, тогда откуда платье?

Находки Аполлон Бенедиктович велел аккуратно собрать и доставить в деревянную хибару, которую Федор величал жандармерией. Там, во всяком случае, хоть печка имеется.

Отогревался Палевич долго. Он и сам не предполагал, что замерзнет настолько. Промокшие ноги сводило судорогой, и кашель откуда ни возьмись появился, причем, кашель нехороший, грудной, лающий. Так и пневмонию подхватить недолго, а помирать в этой глуши, где и врача-то нормального днем с огнем не сыщешь, Аполлону Бенедиктовичу не