Это Ларка Вике первый укол сделала, она и мне предлагала, да только я — не дура, сообразила, чем эта бодяга закончиться может. Вика Ларке в рот смотрела и молиться на нее готова была. Ах, художница, ах, гений, ах, красавица… Сука она, обыкновенная жадная, похотливая сука.

— Не говори так.

— А как? Сам, небось, не за красивые глаза и слова добрые Ларку порешил, раскопал, чем они занимаются.

— Может, я с самого начала знал?

— Угу, как же. — Оксана вышла и вернулась с тяжелой керамической пепельницей в руке. Курила она дорогие дамские сигареты, тонкие, длинные и совершенно несерьезные на вид.

— Будешь?

— У меня свои. — К этим дамским палочкам прикасаться боязно.

— Не знал ты ни хрена. — Сизое облачко дыма Оксана выпустила из ноздрей и довольно заржала, видя удивление гостя. — Ни хрена не знал. Лара часто хвасталась, какого мужика отхватила, дескать, богатый и тупой, пряниками кормит, не догадываясь, что пора за кнут хвататься. Вика ревновала…

— Вот как? — Тимур уже ничему не удивлялся. Выходит, тупой он, если думал, что женщину любить нужно, беречь, защищать. И продолжает думать, а, оказывается, нужно кричать, требовать, запирать на замок или что там раньше рыцари-деспоты творили?

— Угу. Любовь у нее была…

— Она что… эта…

— Ага. Эта. В смысле, лесбиянка. Не, вообще Викуша нормальная, но как Лару встретила, так будто умом тронулась, крышу снесло начисто.

— А Лара?

— Не знаю. — Оксана пожала пухлыме плечами. — Я ж свечу не держала, знаю подружками стали ни шагу друг без друга. Даже когда Лара «в жизнь» уходила…

— Куда?

— В жизнь. Ну, она так выражалась, что, по типу, там у нее нормальная жизнь, где она художница, красавица, дама и все такое прочее, а тут, значит, не жизнь, а подполье. Так вот, она даже оттудова Вике звонила. Ну, сеструха и висела часами на телефоне, со своей ненаглядной Ларой балакая. — Оксана выдохнула облако дыма и, поправив юбку, которая совсем уж неприлично задралась, продолжила. — Особенно в последнее время, ну, перед тем как ты ее кончил, они с сеструхой вааще скорешились, Вика вроде говорила, что Ларочку бросили и предали, теперь она поймет, увидит, ну и дальше по списку. Короче, бред очередной.

— С Аликом что?

— Алик? А, да, прости, увлеклась. Короче, Вика после смерти своей подружки, головой повредилась, решила с чего-то, будто Ларку Алик убил. Про тебя ж не сразу известно стало, да и вышло глупо. В тот день они на съемки собирались, заказ поступил. Викуша обкололась и вообще слабо соображала, ну, когда Алик позвонил, я с ней и поехала, думала по дороге в сознание приведу и смотаюсь по своим делам. Я бы хрен поперлась, но Алик обещал бабки за кино мне отдать. Вика, пока добирались, слегка очуняла, ну, и первый вопрос, естественно, про Лару. Алик же возьми да ляпни: «Скопытилась твоя Лара». Кто ж знал, что у Вики пистолет с собой?

— Убила?

— Нет, бля, по голове погладила. — Оксана скривилась, точно ее вынудили лимон проглотить, причем целиком и без сахара. — Всю обойму всадила. Там столько кровищи было — ты себе не представляешь! Меня прям на месте и вырвало! Оператор кинулся «Скорую» вызывать, да только на хрен та «Скорая», когда у Алика в груди дыры размером с кулак? Говоря по правде, я думала, что нас с Викой там же и закопают, перетрусила конкретно, но обошлось. Вику, конечно, забрали, да не надолго, в больницу определили лечиться, типа, она не соображала, чего творит. Год где-то лечилась.

— Значит, Алик мертв? — Из всего потока слов Тимур выцепил самое главное: враг умер и отомстить ему не удастся.

— Мертв, мертвее не бывает! Собственными глазами видела! В тот же день, что и твоя подружка на тот свет пошел. Вика же… Пойдем, я лучше тебе покажу.

Оксана ступала по синему паласу, точно по подиуму, медленно, величаво, но не забывая при этом вилять бедрами — в силу чего юбочка уехала куда-то в область талии, выставив игривые трусики на всеобщее обозрение. Смотреть было на что, но Салаватов старался не увлекаться — не за тем сюда пришел. Квартира у сестричек оказалась не маленькой, нужная комната находилась в самом конце длинного коридора.

— Во. — Ксюха распахнула дверь, чтобы попасть в комнату, Тимуру пришлось протиснуться мимо хозяйки дома, и та, не упустив момента, прижалась теплым боком…

— А чё? — копируя манеру Оксаны проговорила Сущность, — ты ж в монахи не записывался.

— Извините, — Салаватов вежливо убрал нежные руки со своей шеи. Он чувствовал себя деревом, которое оплетают лианы, если память не изменяет, то эти лианы в конечном итоге дерево душат. Оксана презрительно фыркнула и отвернулась.

В комнате было сумрачно, и даже темно. Плотные шторы надежно хранили покой святилища. Да, больше всего, комната походила именно на святилище, только вместо алтаря — письменный стол, застланный белоснежной скатертью, а вместо икон — фотографии. Много-много фотографий. На стенах, на столе, на книжных полках, на полу… И с каждого снимка глядела Лара.

— Ну, как, нравится? — Оксана больше не пыталась прижаться или обнять, но все равно ее присутствие смущало Тимура, будто Лара могла увидеть.

К черту Лару.

В ответ она рассмеялась с очередной фотографии.

— Это Вика устроила, когда из больницы вернулась, все деньги, которые заработать удавалось, пускала либо на дозу, либо на этот мавзолей. Правда, первое время пыталась держаться, но, стоило один раз на кладбище съездить и крышу сорвало окончательно. На меня — ноль внимания. Сидела целыми днями и разговаривала. Прикинь, с фотками разговаривала, все каялась и клялась. Что еще? — Оксана поскребла лоб наманикюренной лапкой. — А, вспомнила, к сестре Ларкиной ездила.

— Зачем?

— Просто так. Поглядеть, как живет. Она вообще спокойная была, грозится — грозилась, но ничего не делала. Только в последнюю неделю… Нет, недели две, где-то так, Вика нервничать начала. По квартире бродила, одежду перебирала, точно готовилась для чего-то. Уходила…

— И ты ее отпускала?

— А что? — Удивилась Оксана. — Мне ее на цепь посадить надо было? Или запереть? Может, она к клиенту ходила или еще куда, чего это я препятствовать должна? Я б и не заметила ничего, только позавчера она вернулась сама не своя — бледная вся, почти до зелени, и несет какую-то околесицу. Все звонить кому-то хотела, номер наберет и бросает, набере и бросает. А потом говорила. Угрожала кому-то.

— Кому?

— Я не слушала. Думала, таблетку дам, она и успокоится, а Викуша сбежала, бродила где-то до полуночи, вернулась только утром, с ножом в руке, и заявила так уверенно, что, дескать,