ручку самой двери, при этом гадая, попал в меня агент Дно, и я не чувствую боли просто от стресса, или же с халатом на голове, промахнулся все три раза. Четыре. Пять. Шестая пуля просвистела рядом с моим ухом и проделала отверстие в деревянной двери. Седьмая попала в крючок, на котором всегда висел зонтик, выброшенный вчера в реку Червоточиной, и тот упал на пол. А когда я наконец открыл дверь и был готов броситься прочь из квартиры, за моей спиной раздался щелчок, который подсказал мне, что в пистолете агента Дно кончились патроны. За ним еще один. Я вновь прикрыл дверь и повернулся к нему со злорадной улыбкой. Халат лежал у его ног, а сам он с ужасом смотрел на свой пистолет, который поднес к самым глазам.

– Черт возьми, – шокировано пробормотал он. – Это просто немыслимо! Это крайняя черта. Семь патронов с пяти метров! Семь. И все мимо. Как это? – он посмотрел на меня, как смотрит на родителя провинившийся ребенок. – Ты видел? Видел? Такого же просто не может быть, – он вновь перевел взгляд на свой пистолет, в сердцах бросил его в угол моей спальни, а сам опустился на колени и уставился в пустоту остекленевшим взглядом.

– С кем не бывает? – усмехнулся я, и, вернувшись в спальню, поднял свой халат и вынул из его петель пояс.

– Семь пуль мимо преступника, с расстояния в пять шагов, – говорил он в полном недоумении. – Из семи пуль, которые должны были изрешетить тебя, Убивец, хоть бы одна. Хоть бы одна сука попала.

– Ну, одна была близка к цели, – ответил я, и двумя движениями опрокинул агента Дно на живот и заломил ему руки за спину. Полностью сбитый с толку своей очередной неудачей, он даже не сопротивлялся, пока я связывал его послушные руки, которые покинула какая-либо физическая сила.

– Это конец, Убивец. От этого мне уже не отмыться никогда в жизни. Выпустить обойму в стены… во все попал, кроме твоей гребаной спины или твоей тупой башки.

– Ничего, ты быстро забываешь плохое. Я не стану туго завязывать, так что, через десять минут уже вновь будешь в роли Джеймса Бонда гнать по моим следам.

– Давай лучше поедем в участок, Убивец, – попросил он, но как-то равнодушно. – Ну зачем тебе бежать, если тебя все равно поймают и посадят? А так хоть меня спасешь. А, Убивец? Ваши полицейские уже едут сюда. Был уговор, что если я не дам знать о себе до восьми вечера, то приедет подкрепление. Уже девять часов близится, и они будут здесь с минуты на минуту и увидят меня связанным руками преступника.

– Спасибо за предупреждение, агент Дно, – сказал я, действительно недоумевая над его глупостью. Ведь мог хоть попробовать заболтать меня до приезда полиции; но, замученный неудачами, агент Дно бредил единоличной славой. – Все же не сомневаюсь, что ты не упадешь лицом в грязь, а успеешь освободиться, придумать историю, как я скрылся, и собрать с пола гильзы. В свою очередь, обещаю, что никогда не расскажу никому про семь пуль. Только не сожги мне квартиру, пока будешь развязывать узлы.

– Ты не понимаешь, – все так же отрешенно продолжал он, или справедливо не веря в успех своих просьб, или не в силах умолять и канючить после пережитого потрясения. – Не понимаешь, что такое выпустить семь пуль в молоко и сдаться преступнику. Может, давай все-таки поедем в участок, и ты признаешься в том, что убил Червоточину. Признаешься прямо там, а?

– Я никого не убивал, – сказал я.

Через полминуты я уже был на улице. Дело шло к закату, и хоть солнце было скрыто тяжелыми тучами уже второй день, небо на западе было окрашено алыми оттенками. Небо, уже второй день плачущее проливным дождем. Такое пустое и незнакомое мне небо.

Я сразу поспешил убраться с Главной улицы и вообще из центра города. Если до сих пор меня не объявили в розыск, то теперь, после нападения на сотрудника ФБР, который наверняка имел особые полномочия, пусть и временные, я подписал себе приговор быть не просто подозреваемым, а опасным подозреваемым, о котором уже к утру будет судачить весь город. Пока же, те редкие прохожие, которые попадались мне на пути моего бегства, не проявляли ко мне никакого интереса, а значит, некоторое время, которое шло на часы, у меня еще оставалось. Я даже зашел в магазин, где купил бутылку виски, бутылку воды, пачку сигарет и кусок сыра, и хоть понимал, что парень за кассовым аппаратом, который продал мне мой сегодняшний ужин, уже завтра сообщит в полицию, что видел меня, отказать себе в спиртном и сигаретах я не смог. Вариант с бегством из города я не рассматривал. Знал, что не убегу. На самом деле, я даже знал, что никуда не убегу здесь, в Лоранне.

Ноги принесли меня в самые заброшенные и неблагополучные кварталы в южной части города. Полуразрушенные дома и грязные улицы, облюбованные бездомными, алкоголиками, беспризорными детьми и прочим сбродом уже давно предназначались под снос для будущей застройки, но, как это часто и бывает, произвольное гетто со временем стало всех устраивать. Устраивало оно теперь и меня, хоть еще неделю назад я бы обошел эти закоулки десятой дорогой. Уже темнело, в поле моего зрения не было видно ни души, и в то же время я не сомневался, что из-за углов и из окон с выбитыми стеклами, за мной наблюдает несколько пар заинтересованных и не слишком дружелюбных глаз. Но идти мне было больше решительно некуда. Никого у меня в этом городе не было. Кроме Червоточины. И когда я это понял, то достал из рюкзака бутылку виски, сел на мокрое крыльцо серого двухэтажного здания и заплакал.

И вновь посмотрел в уже темное, и по-прежнему пустое и незнакомое мне небо.

Глава двенадцатая

День 6. Утро

– Я сказал, мать вашу, дайте ей трубку!.. Так разбудите, будьте вы прокляты! Мне нужно поговорить с женой, ты слышишь меня, ублюдок недоделанный?!. Плевать мне на время! Разбуди мою гребаную жену и дай ей эту гребаную трубку телефона!.. Что ты не можешь?! Что тебе не позволено?! Осел ты тупоголовый, я тебе клянусь, что ты с работы вылетишь, если сейчас же не разбудишь мою жену!.. Сейчас, тупица! Сейчас же, я сказал!.. И побыстрее!

Сначала мне подумалось, что вопли Бешеного мне снятся, и я этому даже обрадовался сквозь сон. Как бы было приятно сейчас проснуться в своей