а как это сделать, не понимаю. Я любовь выпрашивал! – воскликнул он и коротко посмотрел на меня. – Что лучше? Выпрашивать любовь или голодным бродягой жить? Думаешь, второе? Гордое одиночество? Нет! Совсем без любви жить – это невозможно! А у кого мне теперь ее выпрашивать? Кому я, кроме нее, нужен? Да и сил нет больше выпрашивать.

– Так вытащи ее из тюрьмы, – недоуменно сказал я. – Ты же единственный потерпевший. Скажи, что не имеешь претензий, и дело с концом. И дальше выпрашивай свою любовь.

– Ты думаешь, что все так просто? Думаешь, что она жертва? Это я! Я – жертва! Она намеренно подводила к этому, она намеренно пошла в тюрьму, чтобы оставить меня одного, чтобы оставить без любви, чтобы показать мне то, что я и сам всегда знал. Что не у кого мне больше просить, кроме как у нее. И просто уйти она тоже не могла, нет! Ей нужно было сделать так, чтобы я изнывал от боли, чтобы думал день и ночь как она там, как справляется со своей участью и справляется ли? Чтобы вину чувствовал. Понимаешь?

Он замолчал, а я не знал, что сказать на эти излияния. В принципе, женская любовь к глупым жертвам не вызывала у меня удивления; в большей степени меня удивило то, что жена Бешеного все еще старалась ему что-то доказать, за годы жизни так и не поняв, что он по уши влюблен в себя, а ее использует только как инструмент для удовлетворения своей потребности в любви. Ну, и поделом ей.

– Я бы поел, – сказал я спустя минуту обоюдного молчания.

– А деньги есть?

Дело к этому и шло, и я уже успел догадаться, что беспокойство Бешеного было связано не только с его горькой участью, но и с тем, чтобы раскрутить меня на еду и выпивку. Меня это даже обрадовало, ведь изначально я подозревал, что он знает обо мне что-то, чего я сам еще не знаю, и потому все косится своим бегающим взглядом.

– А где ты собираешься купить выпить и поесть? – спросил я, на ощупь извлекая из бокового кармана одну из многих стофранковых купюр. – Еще слишком рано.

– Только не здесь, поверь, – он сразу повеселел. – Принесу все, что скажешь, даже не сомневайся.

– Сам придумай, – я протянул ему деньги.

– Сотня! – воскликнул он. – Да тут пир можно устроить!

– Не жалей, – приободрил я, не стесняясь роли благодетеля. – Еды побольше возьми, и что-нибудь калорийное. Мяса жаренного хочется, получится?

– Все получится, – бормотал Бешеный, пряча деньги в карман грязных джинсов. – Получится лучше, чем ты можешь представить. Получится так, как еще никогда не получалось. Сотня! Ну и ну! А что пить будем?

– Что хочешь, – я махнул рукой.

– Слушай, дай пару сигарет на дорогу, – он даже руки потирал от предвкушения.

Я достал из пачки две сигареты и протянул ему.

– Долго ходить будешь?

– Минут сорок. Максимум час.

– Может, оставишь мне телефон? Мой разрядился, а так хоть время скоротаю.

Бешеный виновато поджал губы и указал в сторону дальней стены. Я посмотрел в этом направлении и увидел на полу его телефон, разбитый вдребезги. Теперь мне стал понятен тот звук, которым мой новый приятель завершил разговор со своей женой. Видимо, я не смог сдержать разочарования в выражении своего лица, и заметил, что Бешеный смотрит на меня с подозрением, словно понимая, что я имел на его телефон какие-то планы.

– Прости уж. Довела меня эта сука, у нее талант от природы, умноженный на годы упорных тренировок.

– Что поделаешь? – усмехнулся я. – Не задерживайся только.

– Я мигом, – ответил он.

– И если попадется вечерняя газета, купи, пожалуйста, – добавил я, когда он уже выходил в коридор. – Мне еще интересно, что происходит в мире.

– Как скажешь, – ответил он и вышел.

Подгоняя Бешеного, я вовсе не спешил вернуться в его компанию. После того, как увидел его телефон разбитым, весь интерес к его обществу у меня пропал. Единственное, чем он мог еще быть мне полезным, так это принести какие-нибудь новости обо мне самом. Тут я посетовал на свою несообразительность; ведь можно было показать ему всю пачку денег, чтобы таким образом привязать его к себе. Уверен, что сумма в восемь тысяч франков, в совокупности с новообретенной жизненной позицией, заставила бы его закрыть глаза на то, что он пьет с потенциальным убийцей. Впрочем, теперь об этом уже не стоило думать.

Я бы, может, и ушел уже сейчас, но очень хотелось есть, а где добыть еды в такую рань в этом вертепе, где мне запросто могли проломить голову за кривой взгляд, я понятия не имел. Да и выпить бы еще не помешало. И с собой взять. В этом вопросе я временно разделял позицию Бешеного, и понимал, что жить трезвым сейчас не смогу. Поняв смысл своей последней мысли, я от души рассмеялся и несколько раз стукнулся затылком о бетонную стену.

– Не смогу жить, – со злобой и смехом произнес я несколько раз.

Да, уже давно стоило признать, что я не живу. Я не управлял своей жизнью и совершенно не мог контролировать ее. Я понимал, что могу бежать куда угодно и везде я найду одно и то же. Я мог сейчас же пойти в полицию и признаться в убийстве Червоточины, и был уверен, что это не обернется для меня чем-то фатальным и окончательным. Вся штука была в том, что все дальнейшие мои шаги автоматически, вне зависимости от моих мотивов и желаний, становились шагами к краю пропасти. Но вот сделать последний шаг мне не дадут, и я это знал так же очевидно, как и то, что меня зовут…

А как меня зовут?

Я вновь рассмеялся, потому что на полном серьезе не мог несколько секунд вспомнить свое собственное имя, которым меня упорно никто не хотел называть. Так вот, даже если я сам захочу сделать этот последний шаг, чья-то невидимая рука, все равно, ухватит меня за шиворот, и выбросит туда же, откуда я сорвался.

– Ну что, доволен ты своим выбором? Доволен своей игрой? Гордишься? – шептал я сам себе и тут же проклинал себя.

И при этом прекрасно понимал, что не в чем мне себя винить. Что не было у меня выбора ровно с того момента, как смыслом моей жизни стал поиск ответа на вопрос: есть ли хоть один шанс из бесконечности победить в этой жизни Необходимость? Выбор появился тогда, когда я нашел ответ, и понял, что да – шанс есть. Но где и как его искать, я понятия