Туман не то чтобы поредел, но частично оторвался от земли, так что, переходя с места на место, уже можно было видеть собственные ноги, траву и асфальт. На улицах показались прохожие. Громкими голосами они окликали друг друга, опасаясь переходить через дорогу, и казалось, что их разделяет спрятанная в клубах собственных испарений молочная река.

– Значит, теперь нам нужно подумать о том, где они могли остановиться, – нарушила молчание Анна.

– Да где угодно!

– Но зачем?

– My God![97] Дэймон простер руки в молитвенном жесте. – К примеру, затем, чтобы заняться любовью.

– На улице? – переспросила Анна с сомнением в голосе.

– Твой Константин в душе экстремал. Ты об этом не догадывалась? Он любит острые ощущения. Любит играть с огнем, в особенности когда огонь чуть-чуть обжигает. Он самонадеян и безрассуден… совсем как Ларри.

– Откуда тебе знать? Вы едва знакомы.

– Я дрался с ним, – пояснил Дэймон с улыбкой. – Ты забыла? Ладно, оставим это… Скажи лучше, как прошел последний уик-энд? Что он делал? Что говорил?

Анна метнула в его сторону свирепый взгляд.

– Ты знаешь, как прошел последний уик-энд.

– А тебе лишь бы укусить. О, женщины!

Как ни странно, ей удалось припомнить практически все, что обсудили они с Константином за минувшие выходные. Все, чем он старался заполнить томительные паузы. Все, чем пробовал удивить и расстрогать ее. История разрушения и восстановления средневековой Дроэды, нечаянное открытие неисследованного древнего рата на склоне Бен-Булбена, хроники правящей династии Тары. Рассказывая об этом, она едва сдерживала слезы. Ну почему за всей этой ерундой они так и не сподобились поговорить о главном?..

– Погоди, погоди, – остановил ее Дэймон. – Еще раз про Бен-Булбен. Что, говоришь, он там нашел?

– Какую-то железяку. Колесо или часть колеса… Честно говоря, я не очень внимательно слушала.

– Колесо? – Он уставился на нее больными, горящими глазами. – Колесо?

– Да… кажется.

– И что он с ним сделал?

– Приволок в отель, на радость мистеру Бирну.

Дэймон повернулся в ту сторону, где за непроницаемой завесой тумана высился древний, как сама земля Эйре, покрытый непроходимыми лесами, издавна славящийся своими «знатными» местечками, величественный, сумрачный и грозный Бен-Булбен. Сколько народу там сгинуло – страшное дело. И в наши дни, хотя туристы и археологи, казалось бы, уже излазили там все вдоль и поперек, Бен-Булбен продолжал требовать и получать человеческие жертвы.

– А я-то все думал, почему же мне так не хочется отсюда уезжать…

* * *

Дэймон шел и шел, продираясь сквозь заросли кустарника, перешагивая через пни и коряги, раздвигая руками ветви деревьев… Так, будто знал, куда идти. Анна с трудом поспевала за ним, спотыкаясь о торчащие из-под земли корявые корни и уворачиваясь от нацеленных прямо в лицо шипов и колючек. Под ногами пружинил влажный мох. Противно зудели комары.

Не так давно они еще сидели в салоне «понтиака», пробираясь наугад по незнакомым, почти невидимым в тумане, проселочным дорогам, и уже начинали отчаиваться (где небо? где земля? – бормотал Дэймон – в таком тумане собственные яйца можно потерять…), как вдруг впереди, в ватном сумраке, обозначился силуэт всадника и преградил им путь.

Это случилось на развилке трех дорог. Прямо как в сказке: налево пойдешь – ничего не найдешь… Белый красноухий конь нетерпеливо ударил копытом, так что из-под него во все стороны полетели комья земли вперемешку с травой, затряс белоснежной гривой, в которую были вплетены отрезки красной с золотом тесьмы, а затем, послушный воле седока, свернул направо и скрылся во мгле.

– Ох, – вздрогнула Анна, – знаешь, мне только что привиделось…

– Это Драмклифф, – тихо ответил Дэймон, поворачивая в ту же сторону. – Здесь может привидеться все что угодно.

Ей стало по-настоящему страшно. Так страшно, как бывает только в детстве – взаперти, в темной комнате.

– А если я увижу еще что-нибудь?

– Главное, не дотрагивайся до того, что увидишь. И ничего не бери у него из рук.

– У него?..

Дэймон промолчал. В его лице, напряженном и бледном, теперь и вовсе не осталось ни кровинки. У подножья Бен-Булбена он притормозил, выбрал более-менее ровную площадку и велел Анне выходить из машины. Она помогла ему надеть на плечи рюкзак. Довольно тяжелый, кстати.

– Может, я понесу?

– Понесешь, если я не смогу, – ответил он с прежней мрачной решимостью. – Иди за мной. Не теряй меня из виду.

Становилось все темнее, и сержант О’Рейли беспрестанно названивал Дэймону, в приказном порядке требуя прекращения самодеятельности. В конце концов он дошел до того, что пригрозил ему арестом за оказание сопротивления офицеру полиции при исполнении им служебных обязанностей. Дэймон прошипел в трубку: «Bull shit!»[98] И больше на эти идиотские звонки не отвечал.

Он двигался безостановочно и целенаправленно. Время от времени его начинало покачивать, однако с курса он не сбивался и с непоколебимой уверенностью пьянчуги, способного в любом состоянии проделать путь от кабака до дома, следовал за своей интуицией. А может, не за нею одной. Несколько раз Анне удавалось заметить, что он зачем-то прикладывает руку к лицу. На ходу прикрывает ладонью правый глаз – зрячий глаз. Как будто для того, чтобы видеть своего проводника, он нуждался не в человеческом зрении, а в каком-то ином.

– Дэймон! – окликнула она, чувствуя, что уже не может справляться с непрерывно накатывающим ужасом. – Что ты делаешь?

– Все в порядке, – донесся из тумана его спокойный голос. – Иди за мной.

Считается, что Мог Руитх был незрячим; он потерял один глаз, когда убил теленка среди великих снегов в Альпах, и ослеп на второй, когда задержал солнце в Дайрбре, сделав из двух дней один. Здесь же можно вспомнить Одина, верховное божество германцев, который отдал один глаз в обмен на дар ясновидения.[99]

В рваном кружеве постепенно редеющего тумана заброшенный рат предстал перед ними подобием кадра из какого-нибудь голливудского мистического триллера. «Сонная лощина», «Девятые врата»… что еще? Застывшей в оцепенении Анне хватило минуты, чтобы понять: ничего страшнее она ни разу в жизни не видела и, возможно, никогда не увидит. Луч мощного фонаря, которым Дэймон медленно поводил вправо-влево, поочередно выхватывал из тьмы разрушенные, местами до самого основания, стены, полуобвалившиеся своды, источенные временем и непогодой каменные столбы с нишами для ритуальных жертвоприношений. Ни звука, ни шороха не раздавалось в этом жутком месте. Надежда здесь умирала первой, а не последней. Отсчет времени прекращался, вселенная сжималась до размеров теннисного мяча, и становилось совершенно ясно, как выглядит преисподняя. Предверие ада.

Направив луч фонаря в землю, Дэймон двинулся вдоль стены. Анна старалась держаться рядом, на полшага сзади, для