Конкордия за руку выводит его из цеха.

— Заложило уши, как под водой! Что там происходит? Разве станок выдаёт не тот же предмет, что в него вложили?!

— Тебе в школе не объясняли, что такое диалектика? Важно не только то, что происходит с предметом труда, но и то, что происходит с трудолюбцем. — Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, Конкордия проходит несколько метров, нажимает кнопку. Другой цех.

Комариный писк сверлит мозг. И пол, и сам Джулиан трясутся, точно подключены к электросети. Конкордия выводит его и из этого цеха, хочет нажать следующую кнопку.

— Не могу больше! Заболел, — останавливает он её. — Что они делают? Я тоже должен в цехе работать?

Полутёмный коридор. Сосёт в животе, в голове стучит, подгибаются ноги. Плетётся за Конкордией, выходит на террасу.

Тёплый рассветный час в степи. Сначала солнце выплёскивает лучи, потом выкатывается само, каждый листок слепит. Здесь тьма, и от холода он одеревенел.

— Может, и придётся какое-то время поработать.

— Я не хочу! — И замолчал. Кого интересует, чего он хочет!

— Конечно, ты пришёл сюда не для того, чтобы мучиться в цехе. Но кому принёс свои стихи? Не одни и те же они для нас и для них! — Конкордия вскинула руку вверх. — Чьего признания жаждешь ты? Должен выбрать. Пока не поздно, катись домой, не всем по силам жить здесь. Тебе страшно, можешь не выдержать. И другим не поможешь, и себя не спасёшь.

— Ты за меня не решай, что мне делать!

Как сумела девчонка угадать его тайные мысли и чувства?

А ведь брату не сказала бы ничего подобного, сразу видно, какой Любим.

— Сама-то почему такая храбрая? — спросил, не скрывая обиды. — Умирать не страшно?

— Ну чего кипятишься? Подумаешь, страшно! Всем страшно. Первое время дышать боялась. Только ко всему человек привыкает. У меня выхода нет. Или трясусь, как заяц, и в этой тряске от того же страха могу сдохнуть, тогда проку от меня никакого, или пытаюсь что-то делать, кому-то помогать. Но у меня выхода нет, — повторила. — Бойцы Возмездия решили, что в нашем селе спрятались бунтовщики, огнём смели его с лица земли вместе с родителями, младшими братьями, подружками.

Холод в тишине дерёт нос и щёки.

— Как ты спаслась? Как сюда попала?

— Шеф подобрал на дороге, я тогда совсем ребёнком была. Можно сказать: отцом стал мне! Идём, что ли, к нему, если решил остаться. — Конкордия тяжело вздохнула, пошла было к выходу, остановилась, сказала жёстко: — Но запомни, если подведёшь его, я сама тебя убью! — Неожиданно улыбнулась. — Не спасут тебя ни твои небесные глазки, ни твои стихи.

Снова коридор. Один. Второй.

— В лифте молчи! — одними губами приказала, нажала кнопку и шагнула в кабину.

— Наверх поедем? — спросил с надеждой, тут же позабыв о том, что она велела молчать!

Конкордия ответила сухо, что невысоко, но коридор, в который они попали, был много светлее, чем на первом этаже, и стены не такие безнадёжно серые.

Через минуту они входили в кабинет шефа.

Прошло тринадцать дней.

Адриан позвонил в обед, сказал, что Джуль объявился.

— Я хочу видеть его. Наверняка он и меня пытается найти.

— Ни в коем случае, Мага! — возразил Адриан. — Не собираюсь ему говорить, кто я. Не хочу и вашей встречи. Устроил с помощью Коры ему некоторый экзамен, прослушал магнитофонную запись. Это не Любим. Не желая, может подвести. Понаблюдаем за ним, дадим защиту. Мы с тобой отвечаем за жизнь многих людей.

— Это неправильное решение! — возразила она. — Он будет чувствовать себя одиноким, а от одиночества мало ли что натворит. Сейчас его место здесь, со мной.

Адриан засмеялся.

— Смотри-ка, впервые мы с тобой спорим.

— У нас просто разные точки зрения. И к людям мы относимся по-разному. Ты не доверяешь Карелу, ждёшь от него каверзы, хотя и сделал его начальником цеха. Я доверяю ему во всём. Он бывает злым, но предать не может.

— Ну, ещё какие у нас расхождения?

Теперь улыбнулась она.

— Пусть их нет. О Джуле, прошу, подумай. Он был необыкновенный ребёнок.

— Ты писала, как он срывался, когда ему что-то не нравилось. По твоим же словам, он очень импульсивный! Доверься мне, и давай посмотрим. Зачем сразу расстилать под ним коврик? Пора ему в мужика превращаться.

— Один превратился в мужика. И где он теперь?

— Ты помнишь, он сам выбрал открытую борьбу! Что можно было сделать? Он знал, на что шёл.

— Именно потому, что Джуль импульсивный, его надо подготовить прежде, чем включать в борьбу!

— Постараюсь подготовить, — сказал Адриан.

— Как он выглядит?

— Я не видел его пока, Кора скоро приведёт. Не волнуйся. Буду держать тебя в курсе. — И он отключился.

А она растерянно всё слушала гудки.

Сосало под ложечкой.

Она доверяла своей интуиции. И никак не могла понять, что же сейчас произошло: почему Адриан не принял во внимание её просьбу? Не только в этом дело. Он был резок! И это совсем неожиданно. Отключив, наконец, телефон, обхватила себя за плечи и словно под ветром покачивалась.

Нарушилось что-то самое главное в её жизни. Болели плечи, болело внутри.

— Мама, скорее, плохо Учителю. Он без сознания.

Учитель скорчился, обе руки прижаты к животу.

— Что случилось? — испугалась она.

Жора ощупывал живот, Вера салфеткой стирала пот.

Дети топтались тут же.

— Учитель не умрёт, Жора?

— Спаси его!

Наконец Жора встал. Выбрался из толпы, поманил её.

— У него очень большая опухоль, — сказал растерянно.

— Откуда взялась?

— Помнишь, он сказал, ему саданули в живот, когда они спасали преподавателя?

— И все годы опухоль росла?

— Боюсь на себя принимать ответственность. Нужен Роберто. Надо срочно взять биопсию.

— Думаешь, рак?

— Ничего не думаю. Операцию нужно делать срочно, опухоль нарушает работу внутренних органов. Без капельницы…

— Жора, он опять потерял сознание! — позвала Лера. — Я подготовила инструменты, как ты велел.

Стол чуть не в полкомнаты. За ним человек. Пишет.

— Ешьте, отдыхайте, — говорит, не поднимая головы.

— Здесь без препарата, — шепчет Конкордия и выходит.

А Джулиан плюхается в кресло возле маленького стола, на котором графин с водой, стакан, тарелка с хлебом. Наконец свободно вытягивает гудящие ноги, захлебываясь, пьёт и жадно откусывает большой кусок хлеба.