– Сам знаю, что нужно! – огрызнулся Корень. – Почему он от фараонов не ушел?

– Вот ты у него и спроси!

– Ладно. Сидеть тут собачиться тоже не дело. Тут думать надо…

– Слышь, Корень, – сзади раздался нерешительный голос (все бандиты, сидящие за столом, с интересом прислушивались к их разговору), – тут такое дело. Мне люди за кое-что рассказали. Но я не думал, что это как-то связано с Гекой. Просто навострил уши…

– Что рассказали? – вскинулась Таня, уставившись на бандита, который как-то даже сжался под ее взглядом.

– Люди мне рассказали, шо Косой, из банды Щеголя, повадился фараонам стучать. Недавно он облил кислотой Верку Лысую, да так, шо на ней живого места не осталось. И прежде чем помереть, в больнице Верка пришла за себя и подписала показания, шо это с ней сделал Косой. К ней специально фараоны приходили. А полиция спустила все это дело на тормозах. Косой пролетел, как фанера над Парижем, даже шнурки не погладил. Его не повязали, он свободно по Молдаванке расхаживает и вообще не прячется. Тогда и пошли разговоры, что Косому с рук все сходит потому, что он фараонам стучит. И что смерть Верки Лысой сошла ему с рук потому, что он настучал фараонам что-то серьезное. Может, это он как раз и стукнул? Ну за то, шо Гека – Людоед?

У Тани потемнело в глазах. Она прекрасно помнила Косого, а главное, помнила его счеты с Гекой. Косой ведь тогда собирался отомстить. Вот и отомстил. Но идея была слишком хороша для такой тупицы, как Косой. Скорей всего, идею подсказал ему Щеголь. И вместе они осуществили свою месть. Но Таня не собиралась озвучивать это вслух.

– Если это так… – мрачно протянула она.

– Косому язык отрезать, чтоб он им подавился, падла! – крикнул кто-то сбоку стола.

– А ведь очень похоже на правду, – Корень кивнул головой, – Косой Геку ненавидел страшно… Уж не знаю почему.

Таня молчала, стараясь собраться с мыслями. В душе ее бушевал ад.

– Так… Хипишить надо тихо. Надо бы разведать, насколько эти обвинения серьезны, – сказал Корень, с которого враз слетела вся его беспечность, заметная в начале разговора, – хотя какие, к черту, обвинения. Так, на нервы тошниловка, не за больше… Фараонам надо на кого-то убийства списать. Вот они Геку и нашли. Они его повесят, даже если у них ничего на него нет.

– Ну спасибо, умеешь ты утешать! – горько усмехнулась Таня.

– Есть только один человек, который может помочь. Собирайся, – Корень поднялся из-за стола. – Прямо сейчас и поедем к нему. Бикицер! Брата надо спасать.

Таня допила водку, налитую Корнем. Ей было уже все равно. Перед ее взором все время стояли глаза Геки, светившиеся покорной тоской. И она прекрасно знала, почему Гека не убежал, почему дался в руки фараонам. Гека хотел разом со всем покончить. У него была причина так сделать. Причина только одна. Она.

Корень не откладывал дела в долгий ящик. А после того, как поправились все обстоятельства и Корень заново утвердился на Молдаванке, укрепился и его авторитет. Поэтому по одному знаку Корня к дверям кабачка сразу подогнали разбитую пролетку, в которую уселись сам он и Таня. Старые клячи тяжко вздохнули, кучер взмахнул кнутом, и дребезжащая пролетка медленно потащилась вверх, в город. Корень и Таня ехали в самый центр Одессы, и Таня начала подозревать, что дорога займет не один час.

Но едва миновали тяжелый подъем с Балковской на Градоначальницкую, как лошади разошлись, и пролетка увеличила ход, что вселило надежду в сердце Тани. Всю дорогу Корень молчал, не проронив ни единого слова. Молчала и Таня. Сердце ее застыло словно в страшном, зачарованном сне. А мысли остановились, словно она боялась углубляться в черную пропасть отчаяния.

Центр Одессы сверкал огнями. И когда пролетка поравнялась с Дерибасовской, где так ярко горели ночные огни и гуляли толпы нарядных прохожих, Таню больно кольнуло в груди. Ей вдруг почудилось, что из-за угла, из-за поворота, из-за всей этой пестрой толпы вдруг решительной, твердой походкой выйдет Гека, упираясь в бока кулаками, и, чуть склонив голову на плечо, сверкнет озорными искорками в темных глазах. Теплый, надежный, веселый – ее Гека, ее верное крепкое плечо во всех авантюрах на Дерибасовской, с которым было совершенно не страшно притворяться и лгать, и делать то, что она делала, точно зная, что есть надежная сила, которая стоит за ней.

Фасад кафе «Фанкони» сиял огнями. Доносилась веселая музыка. Сквозь огромные окна до пола были видны нарядные дамы и кавалеры, сидящие в кафе. Старая пролетка посреди лакированных экипажей богачей, стоящих на Екатерининской улице, казалась последней нищенкой, попавшей не на свое место. А когда из пролетки вылезли Корень и Таня, оказалось, что на этом празднике жизни они похожи на бедных родственников, заблудившихся в богатом доме.

Несмотря на то что Корень был местным авторитетом, выглядел он настоящим оборванцем, так как редко покидал пределы Молдаванки и носил то, что носили все. Его потертые штаны, старая косоворотка и сапоги со стоптанными каблуками, уместные в сердце Молдаванки, в аристократическом и богатом квартале Одессы смотрелись просто убого, выдавали его социальное происхождение из самых низов. Таня тоже была одета скромно.

Встречаясь с Гекой, она всегда надевала свои старые вещи, инстинктивно чувствуя, что его сильно смущают ее дорогие наряды. И сейчас на ней был старый, еще гимназический, коричневый костюм. В этом залатанном костюме из дешевой шерсти Таня была похожа на разорившуюся модистку. И если бы сейчас ее увидел Володя Сосновский, он ни за что бы ее не узнал.

А потому, когда Корень и Таня приблизились ко входу в кафе, перед ними тут же вырос величественный швейцар с чугунной мордой, перегородивший им вход.

– Куда претесь? Таких за здесь сюдой пускать не велено!

Кафе «Фанкони» было излюбленным местом отдыха богачей, и публика, похожая на Корня и Таню в ее жутком костюме, никогда не поднималась по мраморным ступенькам этого роскошного заведения.

– А ну пошел прочь! – злобно рявкнул Корень. Глаза швейцара полезли на лоб:

– Что-о-о?! Да я тебя…

Но тут им повезло – заинтересовавшись перепалкой, к ним уже подходил человек из личной охраны Японца. Если Японец находился в кафе, его охранники всегда стояли на дверях. Человек тут же узнал Корня и Таню и что-то тихо сказал швейцару, после чего тот побледнел, вытянулся в струнку и почтительно распахнул перед ними дверь.

Таня выдохнула с огромным облегчением – значит, Японец находился в кафе, они приехали недаром. А раз так, нужно использовать этот шанс.

Едва они вошли в кафе, перед ними тут же вырос Гарик, один из личных адъютантов Японца. Радостно приветствовал Корня, почтительно поцеловал руку Тане, но, увидев их лица, посерьезнел.

– Я думал, вы просто погулять с нами пришли, – пробормотал Гарик, с интересом поглядывая на Корня, – что произошло-то? Якой шухер?

– Узнаешь в свое время, – бросил через плечо Корень.