не действовал. Летчик осмотрел приборы – о тревоге они не сигнализировали. Позвал на помощь второго пилота. Нажали вдвоем – нет результата.

Вечно так продолжаться не могло – неуправляемый самолет неизбежно должен был провалиться в бездну с огромной высоты, неся гибель пассажирам и экипажу.

Позвали на помощь бортинженера – может быть, втроем справятся?

Тот встал со своего места, попробовал нажать на штурвал – не поддался.

– Отойдите, – сказал товарищам. – Дайте мне сесть и не мешайте.

Он занял место командира корабля и стал нажимать на руль высоты с такой силой, что, казалось, у него вот-вот лопнут жилы на шее. Прошло несколько мгновений и штурвал неожиданно двинулся.

Все заняли свои места. Командир начал снижение. Диспетчеру аэродрома сообщили о происшествии. Когда самолет бежал уже по взлетной полосе, пассажиры с удивлением увидели в иллюминаторах встречающие их пожарные машины и кареты скорой помощи.

Техническая экспертиза показала, что в самолете разболталось крепление тяги руля и его заклинило. Скорцени – а это был он! – своей нечеловеческой силой разрезал заклинивший болт пополам и освободил тягу.

Спас людей. Спас машину. И получил в награду часы, как "победитель в социалистическом соревновании".

… Он пришел ко мне домой поздно вечером. В стельку пьяный. Забрался на тахту, сложил ноги по-турецки и начал что-то веселое рассказывать. Мы болтали, пока я не спросил, когда ему вылетать.

– Я сегодня не летаю, – беспечно ответил он. – На подмене я сегодня…

И вдруг спохватился:

– Я же не позвонил дежурному!

Бросился к телефону, набрал аэропорт и вдруг скис:

– Он сказал, что через час вылет…

Засуетился, забегал по квартире. Как-то съежился, потерял свой бравый вид.

– Врачебный контроль не пройду…

И вдруг:

– Бира! – закричал он моей жене. – У тебя есть подсолнечное масло?

Она принесла нераспечатанную бутылку.

– Давай быстрее!

Прямо посреди кухни открыл бутылку и принялся пить масло из горлышка. Выпил всю бутылку, все поллитра хорошего подсолнечного масла. Без хлеба. Без соли. Без закуски.

Расправил плечи. Одернул форменный китель и жалко, вполголоса сказал:

– Я пошел. У меня вылет…

На следующий день позвонил ему:

– Ну, что, вылетел вчера?

– Вылетел, все в порядке.

– А врач?

– Врачебный контроль прошел нормально.

Ну, что тут скажешь? Скорцени он и есть Скорцени.

Не знаю, как он попал на факультет журналистики и зачем ему это было нужно. За пять лет учебы он не написал ни единой хотя бы малюсенькой заметки. Да и стремления к этому у него не замечалось. Скорее всего, наш диплом нужен был Скорцени для форса. Любил хвастать снимком, на котором он в летной компании вместе с популярной певицей Валентиной Толкуновой. Не исключаю, что, получив диплом журналиста, станет трясти им перед каждым встречным и поперечным.

Но это только домыслы. В нашей стране каждый имел право на бесплатное образование и Скорцени воспользовался этим правом.

Теперь ему оставалось последнее – защитить дипломный проект.

Работа была слабая. Спасти его могла только хорошая защита перед государственной комиссией. Я решил воспользоваться для этого моим старым опытом.

Рассказал, в чем тут суть. Он согласился.

Я дал ему полдесятка вопросов. Сказал, чтобы к утру все выучил назубок.

И снова защита. Дипломник зачитал свое вступительное слово. Руководитель проекта сдержанно сказал что-то некритичное.

Из комиссии поинтересовались:

– У оппонента есть вопросы?

– Да, есть, – ответил я и спросил студента по нашей договоренности. Он ответил к моему удовольствию. Я спросил снова. Он ответил менее уверенно. А когда я задал третий вопрос, с ужасом увидел, что лицо его налилось краской, во взгляде засверкала злость. Похоже, он забыл, о чем мы говорили накануне. Забыл, что это игра. И взбесился, думая, что его валят по настоящему. Тем не менее, на вопрос он ответил.

Мне больше не хотелось искушать судьбу. Я быстренько сказал, что вопросов больше нет и что дипломная работа студента заслуживает хорошей оценки.

Комиссия посчитала, что и удовлетворительной с него достаточно. Свой диплом он получил и потом долго извинялся за нарушение нашей конвенции.

* * *

Сходят с ума лишь те, у кого он есть.

Станислав Ленц.

Мне повезло. Я получил премию Союза журналистов. Награда была щедрой и необычной: лауреат мог выбрать любое место страны и лететь или ехать туда. Дорога в оба конца оплачивалась, гостиница тоже плюс командировочные деньги. Не такие уж большие, но все же подспорье в путешествии.

Без раздумий выбрал Новосибирск. В то время это название было у многих на устах. Там строился и уже начал действовать Академгородок с научными институтами, с высочайшей плотностью интеллектуалов на квадратный километр сибирской тайги.

Начал собираться в дорогу. Но тут позвонили из Союза журналистов:

– Два человека узнали, что ты летишь в Новосибирск. Хотели бы полететь с тобой. Не будешь возражать?

– Нет проблем. А кто они?

– Один из молодежной латышской газеты. Другой из молодежного, тоже латышского, журнала.

– Пусть возьмут билеты на один со мной рейс и – Добро пожаловать на борт!

… Путь был не ближний. Перевалили через Урал, полетели над Западной сибирью. Стюардесса объявила:

– Из-за нелетной погоды у нас будет вынужденная посадка в Омске.

На дворе была настоящая сибирская метель. Под ее завывание мы пошли к гостинице – стандартной пятиэтажке. В здании не протолкнуться. Неожиданные самолеты садятся один за другим – гостиница не в силах была принимать все новых и новых постояльцев.

Посмотрели мы на спящих на стульях и на полу людей и я сказал:

– Коллеги, идите за мной и ни слова не говорите и не понимайте по-русски.

Нашли дежурного администратора. Я показал свои документы и сказал, что сопровождаю в новосибирский Академгородок двух иностранных журналистов. Мы понимаем трудности гостиницы, но, с другой стороны, неудобно, если заграничная пресса будет спать в коридоре на полу.

– Нет, нет, – перебила меня дежурная. – Для таких случаев у нас есть резерв. Как раз трехместный номер…

Переждав пургу, мы все-таки добрались до Новосибирска, а потом и до Академгородка. Разместились в гостинице. Дальше у каждого своя репортерская дорога.

Первым делом я пошел в редакцию местной газеты. Надеялся, журналисты помогут побыстрее сориентироваться на местности. Они, действительно, встретили меня по-сибирски гостеприимно. Рассказали с деталями об Академгородке, снабдили полезными телефонными номерами. Не поскупились – дали на пару дней подшивку своей газеты.

Я вернулся в отель. Зашел в номер к коллегам. Вижу: сидят мои спутники друг против друга какие-то скучные, понурые.

– Где побывали? – поинтересовался я.

– Нигде…

– Почему нигде? В чем дело?

– Мы хотим найти здесь латышей и написать о них. Но не