знаем, как это сделать. Все разбросано. Общего отдела кадров нет. Где искать? У кого спрашивать?

– Да зачем вам латыши? Здесь много интересного – люди, их новая жизнь, институты… Будете знакомиться с этим, и латыши вынырнут. Они наверняка есть в Академгородке.

– Нет, это нам не подходит. Слишком долгий путь.

– Тогда покажу вам самый короткий. Возьмите у дежурного администратора местный телефонный справочник и полистайте. Что-нибудь найдете.

Когда я возвращался от них в свой номер, заметил, что в коридоре и в холле необычно много малышей.

“Какая-нибудь детская тусовка намечается”, – подумал я.

Но тут же по профессиональной привычке решил узнать, в чем дело. Подошел к женщине с ребенком:

– Почему здесь так много детей? Будет конкурс или фестиваль?

Женщина улыбнулась:

– Нет, ничего похожего. Все эти дети больны. У них врожденный порок сердца.

– Тогда почему они здесь, в гостинице, а не в больнице?

– Тут, в Академгородке, есть кудесник – он возвращает им жизнь. От Урала до Чукотки родители молятся на этого человека.

– Как его зовут?

– Профессор Мешалкин…

– И все дети к нему?

– Их уже вызвали на операцию. А к нему в очереди стоят тысячи малышей.

Вот и возникла первая тема моей премиальной командировки. Я отправился искать профессора.

Он оказался директором института экспериментальной биологии и медицины. И очень интересным человеком.

Прежде, чем стать профессором, доктором медицинских наук, академиком, лауреатом Ленинской премии, Героем социалистического труда, он успел поработать чернорабочим, учиться в фабрично-заводском училище московского завода "Серп и Молот", шесть месяцев громить немцев в рейдах по тылам врага, сражаться на Курской дуге, освобождать Украину, Польшу, Чехословакию. Да еще после войны одолевать одну за другой ступени врачебного мастерства. Стать выдающимся кардиохирургом.

Хлебнул жизни полной ложкой.

В Академгородке одним из первых был построен институт, который возглавил Евгений Николаевич.

При нашей встрече он рассказал мне о своих маленьких пациентах, страдающих от врожденного порока сердца. Их немало – один процент от всех рождающихся детей. У них возникают проблемы с межпредсердечной или межпреджелудочковой сердечными перегородками. Они остаются не до конца закрытыми. В итоге кровь обедняется, ребенок испытывает нехватку кислорода. Он устает, задыхается.

Если такому ребенку не сделать операцию, он долго не проживет.

Профессор показал мне, как такая операция делается. Первое впечатление – все просто. Но просто в руках блестящего хирурга.

Евгений Николаевич оказался единственным уникальным специалистом на всем пространстве Сибири и Дальнего Востока. Он спасал детей не только в своей клинике, но ездил в краевые и областные центры, поближе к маленьким пациентам. Оперировал там, на месте, чтобы спасение приходило прямо в родной дом – как чудо.

К сожалению, сейчас профессора Мешалкина уже нет в живых. Он похоронен в Академгородке, невдалеке от своего института.

…Однажды, вернувшись в гостиницу пораньше, снова застал коллег в расстроенных чувствах.

– Помог вам телефонный справочник? – поинтересовался я.

– И да, и нет. Мы нашли одну латышку. Она работает поваром в Доме ученых.

– Ну, повар – не совсем по профилю Академгородка…

– Дело не в этом. У нее оказалась латышская фамилия, потому что она вышла замуж за латыша.

– Ну, вот и хорошо. Может быть, ее муж ученый?

– Да они развелись и он не приехал в Академгородок. Больше нам здесь искать нечего.

– Что будете делать?

– Полетим на Урал. Там, наверное, встретим латышей.

…Пришло время, мне тоже надо было собираться в путь. Как потом скажет редактор, премию свою я отработал сполна. Написал из Академгородка семь больших очерков. Агентство печати Новости с моего согласия разослало эту серию в газеты испаноговорящих стран.

* * *

Тому, кто не грешил, не будет и прощенья.

Добро не одевает маску зла.

Но часто зло под маскою добра

Творит свои безумные дела.

Омар Хайям.

А на дворе нелетная погода. В аэропорту Новосибирска иголку некуда уронить. Люди сидят, лежат всюду – на скамьях, полу, лестницах. Лежат так плотно, что ногу некуда просунуть.

Шаг за шагом поднимаюсь в зал ожидания. Фантастическая картина! Огромное помещение разгорожено пополам рядом стульев. На моей стороне на полу лежат женщины с грудными младенцами, старики, калеки.

На противоположной части в грустном одиночестве сидит в кресле негр. Заложил нога на ногу и читает газету.

Я снова шаг за шагом пробрался между лежащими на полу людьми, из перегородки отодвинул один стул, вошел на, видимо, запретную половину, сел в кресло и принялся читать книгу.

Как я заметил, мой демарш вызвал огромное удивление у людей, лежавших на полу. Кое-кто даже сел и во все глаза смотрел на меня.

Потом я вызвал удивление у местного персонала. В зал ожидания со стороны свободной зоны заглянул человек в фуражке и скрылся. Вскоре пришли несколько служащих аэропорта и направились к мне:

– Что вы здесь делаете?

– Жду самолет.

– Вам следует ждать там, – показали на переполненную половину зала.

– Почему?

– Здесь для иностранцев помещение.

– Я думал – для пассажиров.

– Вы ошибаетесь. Здесь только для иностранцев.

– У вас на весь аэропорт один-единственный, возможно, иностранный пассажир. А вон там, на заплеванном полу, валяются сотни ваших соотечественников. Вы представляете, что расскажет этот чернокожий человек у себя в Африке или Америке? О том что в нашей стране к своему народу относятся, как к скоту? Да пустите вы сюда женщин с их детьми. Пусть сядут на стулья и покормят грудью своих младенцев, как принято в цивилизованных странах.

– Это демагогия! Вам говорят – этот зал не для вас.

– Почему же? Вот мой паспорт. Посмотрите, что в нем написано. Я такой же иностранец, как и ваш единственный гость в этой запретной зоне.

Чиновник прочел:

– Рио-де-Жанейро, Бразилия… – и тут же спохватился: – А паспорт-то советский! Мы вас сейчас силой отсюда выкинем.

– Выкидывайте! Но я вернулась сюда с секретарем обкома партии. Тогда и посмотрим, откуда у вас такие порядки.

– У вас нет на это полномочий.

– Полномочия на это есть у каждого человека. Для вас покажу особо. – Я достал редакционное удостоверение и удостоверение Союза журналистов.

Начальник кивнул и пошел к выходу. Свита – за ним.

Я повернулся к переполненной половине зала ожиданий и показал жестом:

– Проходите сюда!

Перегородка из стульев была снесена мгновенно. Запретная зона заполнилась людьми. В суматохе не заметил, куда делся заграничный негр. Думаю его не обидели.

Когда распогодилось, я улетел своим рейсом. Но мои воздушные приключения на этом не закончились.

* * *

Гарантия мира: закопать топор войны вместе с врагом.

Станислав Е. Ленц.

Мне фатально не везло.