Судебный процесс, начавшийся в ноябре 1954 года, шел медленно. Представители КПГ и их адвокат Кауль, прибывший из ГДР, доказывали, что действия партии отвечают интересам народа и не противоречат конституции. Они говорили, что политика Аденауэра, делающего ставку на западноевропейскую интеграцию, восстановление армии и вступление в НАТО, антинародна. Она мешает сближению немцев, проживающих в расколотой стране. Аргументов против обвинений в следовании линии Москвы и Восточного Берлина у коммунистов не было.

Решение суда состоялось 17 августа 1956 года. Коммунистическая партия Германии объявлялась антиконституционной и распущенной. Коммунисты — депутаты ландтагов и местных органов власти лишались мандатов. Полиция опечатывала помещения КПГ, закрывала типографии коммунистов. За редким исключением все шло спокойно, без эксцессов.

Не вызвал особых страстей запрет КПГ и за пределами Федеративной Республики. Лишь десять дней спустя после приговора суда «Правда» поместила заявление ЦК КПСС.

Общественный строй ФРГ характеризовался в нем как один из самых реакционных в Европе.

Более активные выступления протеста шли в ГДР. Протестовали и компартии европейских стран. Носили они, однако, довольно вялый и формальный характер. Вскоре о приговоре в Карлсруэ говорить перестали и вспоминали его лишь при очередной годовщине.

Руководящие кадры компартии переместились в ГДР. Здесь при тщательной конспирации, носившей подчас театральный характер, проходили совещания, разрабатывались планы работы в подполье. В самой ФРГ коммунисты участвовали в антивоенных движениях, в профсоюзных и иных акциях, не афишируя партийной принадлежности. Когда же она выявлялась, коммунисты оказывались в тюрьме. Случалось такое не часто.

Аденауэр спокойно реагировал на приговор в отношении компартии и на выступления против него за границей. И то и другое он считал естественным. Канцлер не рассматривал акцию против местных коммунистов как серьезный вклад в антикоммунистическую борьбу. Главную угрозу для Федеративной Республики со стороны тоталитарной идеологии и соответствующей политики он усматривал в Советском Союзе и ГДР.

Месяц спустя после вступления Федеративной Республики в НАТО посольство ФРГ в Париже получило советскую ноту. В ней содержалось приглашение канцлеру Аденауэру посетить Москву для переговоров о нормализации отношений.

В Бонне встретили приглашение неоднозначно. Кто-то считал, что принимать его нет смысла, ибо договориться с Москвой по германскому вопросу и вообще о чем-либо невозможно. Другие говорили, что в Москву ехать надо, чтобы изложить свои позиции и из первых рук получить информацию о намерениях руководства СССР. Аденауэр расценил приглашение как подтверждение правильности его внешнеполитической линии на союз с Западом и европейскую интеграцию. В Москве поняли, что Федеративная Республика стала суверенным государством и проявили готовность вступить с ней в диалог на равноправной основе.

Канцлер размышлял: поездка в Москву поднимет вес Федеративной Республики в западном мире, но она может и создать впечатление, что Аденауэр лавирует и ищет договоренностей с Россией в ущерб интересам Запада. В то же время отказ от поездки вызовет негативную реакцию у общественности Федеративной Республики и других стран. Станут говорить, что Аденауэр не хочет ни мира, ни разрядки, ни воссоединения, что он просто-напросто боится ехать в Москву.

В середине июня 1955 года канцлер побывал в Соединенных Штатах. В Белом доме его приняли Эйзенхауэр и Даллес. Американцы встретили Аденауэра как старого знакомого и единомышленника. Предложили изложить свои взгляды на положение дел внутри Советского Союза и на его внешнеполитические инициативы.

Гость не заставил себя ждать.

— Позиции России ослаблены, ибо ее теперешние руководители взялись сразу за слишком многое: подъем промышленности и сельского хозяйства, гонка вооружений, помощь развивающимся странам, — Аденауэр говорил уверенно и энергично. — Россия нуждается в передышке. Необходимо воспользоваться этим и ослабить русское давление на западный мир. Нельзя идти ни на одну уступку Москве без ответных политических уступок с ее стороны. Что касается приглашения в Москву, то считаю возможным принять его. Нужно посмотреть, какие конкретные шаги намерены предпринять русские.

— Мы понимаем вашу позицию и полностью одобряем ее, — сказал Эйзенхауэр. — Рад, что наши оценки политики Советского Союза совпадают.

Даллес, молчавший все время, в конце беседы заметил:

— В Москву, конечно же, надо ехать. Но и осторожность не помешает. Разрядка напряженности больше нужна русским. Запад должен сохранять силу и сплоченность, чтобы диктовать свои условия разрядки.

После беседы в Белом доме Аденауэр еще раз встретился с Даллесом и министрами иностранных дел Англии и Франции. Все трое одобрили его поездку в Москву и согласовали общую политическую линию.

Советские руководители предлагали провести переговоры об установлении дипломатических, торговых и культурных отношений без каких-либо предварительных условий. Немецкая сторона заявила, что считает необходимым обсудить также проблему воссоединения и возвращения десяти тысяч немецких военнопленных, содержавшихся в России. Из Москвы поступило сообщение о готовности обменяться мнениями по германскому вопросу, хотя позиции сторон известны, и другим международным делам.

Говорить о немецких военнопленных советская сторона избегала. На Женевской конференции Иден по просьбе Аденауэра затронул этот вопрос в беседе с Булганиным и получил ответ: в Советском Союзе нет пленных, есть лишь осужденные военные преступники. Тем не менее Аденауэр намеревался добиваться в Москве положительного решения и без такового не соглашаться ни на какие договоренности.

В июне 1955 года Аденауэр, продолжая непосредственно заниматься внешней политикой, уступил пост министра иностранных дел Генриху фон Брентано. Тот был настроен на жесткую линию: направить в Москву небольшую делегацию и не принимать никаких решений.

Канцлер в принципе соглашался с новым министром. Нельзя создавать у Москвы впечатление, что стоит поманить западных немцев — и они тут как тут. Не следует решать экономические дела без предварительного решения политических. В Москве нужно дать понять, что Федеративная Республика ни в чем не отойдет от принципа верности западным союзам. Центральным вопросом переговоров следует сделать возвращение военнопленных. При согласии на это советского руководства можно пойти и на установление дипломатических отношений.

Перед поездкой Аденауэр имел еще одну беседу с Даллесом. Госсекретарь под впечатлением Женевской конференции в верхах говорил, что позиции Советского Союза смягчаются, что через два — четыре года можно будет добиться многого в германском вопросе: не только воссоединения, но и согласия на присоединение всей Германии к Западу. Ссылался на подписание государственного договора с Австрией и на крайнюю заинтересованность Москвы в разрядке.