Несколько особняком стояла проблема новых германских границ, очерченных Потсдамским соглашением. Аденауэр не верил в возможность возврата утраченных после войны территорий. Против этого были не только Советский Союз, Польша и Чехословакия, но и западные державы. Однако канцлер не мог не считаться с настроениями западногерманской общественности. Миллионы беженцев с Востока не теряли надежду на возвращение домой — в Восточную Пруссию, Померанию, Силезию, Судетскую область. Их ожидания постоянно подогревались лидерами переселенцев и политическими деятелями, боровшимися за голоса избирателей. Признание границ, сложившихся после войны, означало бы поражение правительства. Понимая это, Аденауэр старался не выпячивать территориальную проблему, не ставить ее в центр политических дискуссий. Когда же от него требовали прямого ответа, канцлер выражал уверенность, что интересы немцев будут учтены при заключении мирного договора с Германией.

Противники Аденауэра в Западной Германии нападали на него за мягкотелость и пассивность в вопросе о границах. Советская же пропаганда клеймила канцлера как реваншиста, не желавшего признавать послевоенные европейские реалии. Он спокойно воспринимал и то, и другое. Его огромный опыт подсказывал, что государственный деятель, добившийся вершин власти, неизбежно окажется в центре политических бурь. Он удержит властное кормило, если не согнется под его тяжестью, будет успешно лавировать и находить путь, единственно правильный в складывающихся обстоятельствах. Аденауэр умел и не сгибаться и лавировать, менять тактику, оставаясь на принципиальных позициях.

Дело шло к вступлению Федеративной Республики в НАТО. Советское руководство делало все возможное, чтобы помешать этому. В январе-феврале 1954 года в Берлине прошло совещание министров иностранных дел четырех держав по германскому вопросу. Молотов оживил на нем прежние слегка подновленные советские предложения: бундестагом ФРГ и Народной палатой ГДР образуется до выборов временное общегерманское правительство, из Германии выводятся все оккупационные войска, объединенная Германия нейтрализуется, отказывается от вступления в какие-либо союзы. В отличие от прежней позиции Молотов выступил против любого международного контроля над общегерманскими выборами: их должны провести сами немцы без вмешательства извне.

От имени трех держав Иден выдвинул согласованный с Аденауэром план решения проблемы: проведение свободных контролируемых общегерманских выборов в Национальное собрание, которое выработает конституцию и образует общегерманское правительство. Оно и подпишет мирный договор.

Совещание окончилось безрезультатно. Да иного и быть не могло. Призрак договоренности четырех держав в ущерб Федеративной Республике и интеграционной политике Аденауэра исчез, унеся с собой последние остатки опасений канцлера. Даллес из Берлина прибыл в Бонн. Он поделился с Аденауэром впечатлениями от совещания:

— Русские согласятся на общегерманские выборы лишь в том случае, если смогут обеспечить избрание нужных им людей. И после смерти Сталина в Москве не готовы к разумным компромиссам.

Аденауэр согласно кивал головой.

— Россия не отказывается от проникновения в Западную Европу через Германию. Для противодействия ее натиску необходимо объединение Европы и тесный союз с Соединенными Штатами. Германский вопрос не может быть решен в отрыве от основных мировых проблем. Федеративная Республика должна укреплять внутренние структуры на основе свободы и законности, наращивать духовные и материальные силы с целью противодействия советизации.

Собеседники хорошо понимали друг друга.

Москва явно нервничала. Действия Н. С. Хрущева, взявшего на себя руководство внешней политикой, отличались непредсказуемостью и судорожностью. В конце марта 1954 года из его уст прозвучало предложение о вступлении Советского Союза в НАТО. К нему отнеслись несерьезно. Даллес даже не счел нужным поставить об этом в известность президента Эйзенхауэра. В январе 1955 года от Советского Союза в последний раз последовали предложения о проведении общегерманских выборов. Было заявлено, что если ФРГ вступит в НАТО, то дальнейшие переговоры по германскому вопросу станут невозможными. На берлинской встрече министров иностранных дел советская сторона попыталась оторвать Францию от общего западного фронта. Не удалось. Вскоре из Москвы поступило сообщение о денонсации Советским Союзом его договоров о сотрудничестве и взаимопомощи с Великобританией и Францией.

Идея нейтрализации Германии умирала. В мае 1955 года Эйзенхауэр выступил было за создание нейтрального пояса в Европе. Аденауэр немедленно направил письмо Даллесу и попросил переубедить президента. Напомнил, что Хрущев постоянно говорит о мировой революции и всемирном торжестве коммунизма, что он старается поссорить Соединенные Штаты с Европой. Нейтрализация Германии и создание нейтрального пояса играют на руку России.

Даллесу не составило особого труда убедить Эйзенхауэра в том, что осуществить нейтралистские идеи в Европе невозможно. На Женевской встрече в верхах в июле 1955 года западная сторона окончательно отказалась от обсуждения нейтрального статуса Германии. Да и как его можно было обсуждать после приема ФРГ в НАТО и создания Организации Варшавского Договора с участием ГДР? Вопрос был окончательно закрыт.

Многие обозреватели того времени считали, что если бы Аденауэр не добился принятия Федеративной Республики в НАТО до конференции в верхах, то после нее это могло бы не состояться — западные державы, возможно, согласились бы на нейтрализацию Германии, а усилия Аденауэра принесли бы в жертву разрядке международной напряженности. Не все западные политики понимали, что нейтральная Германия неизбежно станет объектом советской экспансии. Кроме Аденауэра это четко осознавал Даллес. Они и стали гарантами включения ФРГ в систему западных союзов.

На обратном пути из Женевы Хрущев сделал остановку в Восточном Берлине, где заявил, что воссоединение — дело самих немцев и только их и что при всех обстоятельствах социальные завоевания трудящихся ГДР (читай — социалистический строй) должны быть сохранены.

Интересно, что лидер социал-демократов после Шумахера и Олленхауэра, а позднее и канцлер ФРГ Вилли Брандт, оценивая действия Аденауэра того времени, подчеркивал, что главным у канцлера оставался суровый реализм. Он позволил ему многое сделать для Федеративной Республики. Остается открытым вопрос: достиг ли бы он большего, если бы предпочел заняться общегерманскими делами?

Женевская конференция в верхах не принесла каких-либо конкретных решений. Тем не менее она имела успех. Советские лидеры Хрущев и Булганин вели себя более чем сдержанно. Они отказались от конфронтационных заявлений, проявляли готовность к решению международных проблем, к прекращению гонки вооружений и противостояния Запада и Востока. В мире заговорили о разрядке напряженности, о «духе Женевы».

Аденауэра тревожило то, что западные лидеры, поддавшись обольщению русских, ослабят усилия в укреплении безопасности. Канцлер пишет очередное письмо Даллесу. Он оценивает Женевскую встречу как полный успех русских. С помощью улыбок им удалось заставить западных лидеров забыть, что Москва продолжает укреплять у себя в стране жесткий тоталитарный режим, что она навязала его сателлитам, включая и Восточную Германию, поддерживает коммунистические партии в западных странах, близкие к ним движения в Африке, в арабских странах, на Дальнем Востоке, наращивает экспансию по всему миру.