– Мне понимать не велено, велено охранять, – старик упрямо сдвинул брови.

Иннокентий вспомнил отрывок из рассказа Кафки об убогом житии железнодорожного смотрителя. Его позабавил эпизод, посвященный приезду проверяющего чиновника. Сначала чиновник держался чопорно и хмуро, словно подозревал смотрителя во всех мыслимых и немыслимых грехах, но когда закрывал регистрационный журнал, не обнаружив ни одной погрешности, превращался в другого человека. Смотритель поил его водкой, и они ночевали на одной постели, несколько часов кряду едва ли не в обнимку лежа на вонючих овечьих шкурах. Утром проверяющий нацеплял на опухшую физиономию прежнюю маску и шел на станцию. Смотритель провожал важного начальника, делая вид, что не пил с ним всю ночь и не разговаривал по душам, а потом приходил домой и, допив оставшуюся водку, заваливался спать.

Нет, этот «Ницше» был вовсе не похож на того скромного, немного угрюмого и нелюдимого, но в душе доброго смотрителя!

– Вам бы в полицаи, дядя, цены б вам не было, – зло поддел старикана раздосадованный Валька.

– Ты меня учить будешь, щенок?! – возопил дядька. – Ну погоди!

Он снял трубку с рации и надавил на кнопку связи.

– Первый, Первый, я Пятый, прием…

Иннокентий сорвался с места и, вырвав у старика трубку, зажал его голову локтем.

– А-а-а, – заорал тот, – убивают!

– Никто тебя убивать не собирается, – подскочили Валентин и Юрка.

Быстро сообразили какую-то веревку и связали смотрителю руки.

Положили его на диванчик и расселись по стульям и табуретам.

– Лучше отпустите, хуже будет, – голосил «Ницше», – я на вас собак спущу!

– Хуже не будет, дядя, – спокойно сказал Иннокентий, – мы тебя по-хорошему просили…

– Да вы же, гады, на территорию экспериментального хозяйства…

Не имеете права…

– Ты еще вспомни сталинские времена, дядя, – усмехнулся Иннокентий.

– Что вы с ним собираетесь делать? – озабоченно спросила Галина.

– А чего с ним делать, – шутливо вскинул брови Валька, – на мясо его.

Дядя шутки не понял.

– Вы что, христопродавцы, убийцы, – задыхался от гнева он, – я же верой и правдой…

– Заткнись, – прикрикнул на него Иннокентий. – Шанс тебе давали…

– Да я внук Сталина, – выдал вдруг «Ницше», – вы еще пожалеете…

– Чего? – уставился на него Юрка, который был чувствителен ко всякой мистике и к большевистской пропаганде после того, как окончил Глазуновскую академию.

– Да, да, – закивал дядя, – мои бабушка с дедушкой жили в Курейке в тысяча девятьсот пятнадцатом году. Вернее, одна бабушка, дед тогда на фронте был.

– А при чем здесь Сталин? – резонно задал вопрос Иннокентий.

– А при том, – продолжал «Ницше», – мой дед тогда на германском фронте был, а известный политссыльный Иосиф Джугашвили находился как раз в той самой Курейке. Тогда они с моей бабкой и сблизились. Он был совсем один, понимаете? Без семьи, без близких ему по духу людей, в темноте, в холоде… В окружении чужих людей. Тогда-то вот моя бабулька, добрая душа, его пожалела, а что ей оставалось делать-то? Она была настоящей русской женщиной. Приголубила его, сиротку, несчастного грузина, оставшегося… Эх, да что вам объяснять… – вздохнул «Ницше».

– Нечего его слушать, он зе крейзи, не видите, что ли? – вставил Валька. – Идти пора.

– Погоди, – вдруг встрепенулся Юрка, – а если это правда?

– Что правда? – скривился Валька.

– Ну, что он внук Сталина… – предположил Юрка.

– Ну и что, – Иннокентий пожал плечами, – нам-то что с того? Убираться надо подобру-поздорову, пока он собак не спустил или ментов не вызвал.

– А правда, там же собаки, – справедливо заметила Галина, показав на дверь.

– Что-нибудь придумаем, – Иннокентий подошел к двери, открыл ее и двинулся в сени. Снаружи было слышно глухое собачье рычание.

Он вернулся в дом, попытался открыть окна. Одно из них поддалось.

В горницу ворвался теплый летний ветерок.

– Будем уходить здесь, – сказал он.

– Ты с ума сошел, – заявил Юрка, – там же собаки.

Думаешь, они не доберутся до окна?

– Не успеют, – Иннокентий застыл посреди комнаты и изложил приятелям свой план.

– Ну, не знаю, – Юрка пожал плечами. – Я собак, например, боюсь.

– Я тоже, – робко добавила Галина.

– А ты? – Иннокентий поглядел на Вальку.

Тот немного подумал и согласился принять участие в предложенной Иннокентием авантюре.

– Можно попробовать, – кивнул он.

– Хорошо, – Иннокентий пошел в сени, – действуй по моей команде.

Он вышел в сени и слегка приоткрыл дверь. Тотчас на дверь бросилась вся свора псов. Они с грозным рычанием и лаем кинулись на Иннокентия, пытаясь просунуть в щель морды, царапая дверь здоровенными когтями.

– Собачки, собачки, – еще больше раздражал их Иннокентий, подавая голос, – попробуйте меня достать.

С собачьих морд начала падать пена, настолько они были возбуждены.

Они бросались на дверь, словно она была самым ярым их врагом, пытаясь, конечно, добраться до Иннокентия. Он придерживал дверь от мощных толчков, не давая злобным тварям проникнуть внутрь. Со страхом он думал о том, что будет, если они все-таки смогут проникнуть в дом. Так продолжалось несколько минут. Доведя несчастных животных до истерического состояния, он распахнул входную дверь и метнулся в горницу, одним движением закрыв за собой ведущую туда дверь.

– Давай, – подал он команду Валентину.

Вся свора четвероногих кинулась за Иннокентием. Он снова оставил щель между дверью и косяком. Собаки просто изнемогали от бессильной ярости.

Они ворвались в сени и стали теперь бросаться на вторую дверь, мешая и отталкивая друг друга. Каждая псина хотела первой добраться до своего обидчика. Сени сотрясались от грозного рычания, перемежаемого дикими завываниями.

В это время Валентин тихонько выскользнул в окно и, прихватив валявшуюся неподалеку сучковатую палку, начал прокрадываться вдоль стены дома к двери. Сердце у него прыгало в груди от страха, но остановиться он уже не мог. Если бы собаки его учуяли или обратили внимание на шуршавшую под его ногами траву, они наверняка разорвали бы его в клочья.

Но они были слишком заняты Иннокентием. От их истошного лая стены дома буквально вибрировали. Галина подошла к окну и выглянула наружу.

В этот момент ее брат как раз заворачивал за угол. «Осторожно», – хотела крикнуть она, но лишь прошептала это слово. Если собаки ее услышат, Вальке несдобровать. Тем временем он был уже почти рядом со входом в дом. Держа палку наперевес, хотя она вряд ли спасла бы его от собак, вырвись они наружу, он на подгибающихся ногах шагнул к двери. Валька слышал грозное рычание и скрябание мощных когтей по двери, ведущей в горницу. Последние несколько шагов он преодолел одним рывком. Захлопнув дверь, воткнул палку в землю и упер другой ее конец в дверную ручку. Теперь собаки опомнились. Оставив в покое Иннокентия, они бросились на Вальку, но было уже поздно. Они бросались на дверь, впиваясь клыками в мягкую обивку и вырывая из нее клочья ваты, но не могли ничего сделать.