Здание ОЗПА.

Консьерж с Гаити сидит за столом и читает проспект зеленого цвета — последняя инструкция для охранников из полицейского отделения Денвера. Он глянул на меня, улыбнулся:

— Çа va?

— Сова, сова, — ответил я, втайне надеясь, что описания моей внешности в инструкции не содержится.

Нажал кнопку пятого этажа. Лифт звякнул. Я вошел внутрь. День начался.

В этот вечер, во второй раз за неделю, я оказался в паре с Амбер Малхолланд в городке Эвергрин, прямо у предгорий. Большие дома, газоны, американские флаги, дети катаются на велосипедах. Странно, отчего это мы снова в паре? Ведь я уже достаточно времени работаю в ОЗПА и не особо нуждаюсь в помощнике или наставнике. Кроме того, Амбер сказала, что редко принимает участие в наших обходах, и то лишь для того, чтобы составить компанию Чарльзу. И вот, однако же, нам досталось ходить вместе. Нет, я не жаловался. Я не видел ее уже несколько дней, с того вечера, когда она поймала меня на вранье, когда я засек ее воровство, когда мы спасали детей, а после трахались, как сумасшедшие, под навесом у входа в школу. Мне не терпелось ее увидеть, мне это было просто необходимо.

Она была одета в нечто обтягивающее, с вырезом в форме лодочки, и в широкие брюки. Здесь, в предгорьях, было немного прохладнее. Надо ли говорить, что выглядела она сногсшибательно. Мы отошли от фургона, и, когда все оказались довольно далеко от нас, она повернулась ко мне. Ее лицо пылало, она кусала губы.

— Алекс, послушай, тем вечером на меня что-то нашло. Я люблю Чарльза, не знаю, что со мной случилось, но такого больше не повторится. Я осуждаю себя — то ли это пожар, то ли общее возбуждение, не пойму, видимо, меня переполняли чувства, но, если ты ценишь мою дружбу, пожалуйста, забудем об этом.

Не знаю, чего я ожидал от нее. Но точно не этого. Только не от ворот поворот.

— О'кей, — сказал я.

— Дружба? — протянула она мне руку.

— Дружба.

Я пытался скрыть удивление. Это выглядело так фальшиво, по-детски, нелепо. А может, как раз именно так и поступают взрослые люди? Мы некоторое время шли рядом в полной тишине, потом достали карты.

— Думаю, на этот раз нам повезет больше. Сегодня у нас будут в основном республиканцы. — Амбер улыбнулась.

Ее предположение подтвердилось. Дело пошло быстро, но плодотворно. Через два часа мы завербовали каждый по десять новых членов. Сто пятьдесят баксов у меня в кармане.

Только на обратном пути к фургону у нас завязалось некое подобие разговора. Я попытался изобразить беспечность:

— Знаешь, что мне напоминают эти окрестности?

— Что?

— Похожую местность часто можно увидеть в первых кадрах многих фильмов Спилберга. Знаешь, наверное, аккуратные заборчики, дети играют, все в таком роде, а потом вдруг происходит нечто зловещее — появляются пришельцы, или полтергейст, или государственные агенты — что-то такое.

— Честно говоря, я не хожу в кино.

— Вообще?

— Вообще.

На этом разговор иссяк. Она раздраженно откинула волосы с лица. Но одна прядь снова выбилась. Она уронила заколку на землю. Я поднял ее, протянул Амбер. Наши пальцы соприкоснулись. Она улыбнулась. Я сглотнул.

— Спасибо, — поблагодарила она.

— Слушай, насчет того вечера: мне очень приятно, что ты не донесла на меня в полицию.

— Не беспокойся, я же все понимаю. Ты из Ирландии, хочешь работать, каких-то бумаг у тебя не хватает, что тут такого? — сказала она с сочувствием.

— Не все американцы разделяют твою точку зрения.

— Ну, а я так думаю; я и сама бывала в довольно стесненных обстоятельствах.

— Разве твои родители не были состоятельными людьми? Вроде ты училась в Гарварде?

— Я работала как вол. — Лицо у нее сделалось напряженным.

— Расскажи, как ты жила, если можно, — попросил я, и она снова ответила мне улыбкой.

— Не так просто об этом рассказывать. — Она откинула голову и поморгала, как будто пыталась остановить слезы.

— Мне хотелось бы знать.

— Ну что ж. Мои родители были разведены.

— Если ты единственный ребенок, это очень тяжело. У тебя есть братья или сестры?

— Нет.

— А чем занимались твои родители?

— Отец был механиком, он временами посещал колледж, получил хорошую квалификацию. Мама работала в компании под названием «Дэйри Куин», о которой ты, вероятно, ничего не слышал, в Денвере мне не попадались ее филиалы.

— Значит, вы были типичными представителями рабочего класса? — спросил я, смягчая вопрос улыбкой, поскольку есть люди, которых подобные вопросы могут задеть и обидеть.

— Наверное, мне не хватает э-э…

— Чего?

— Ничего.

— Нет, скажи. Чего? — настаивал я.

— Не знаю, зачем я тебе все это рассказываю, но у меня с отцом были натянутые отношения, мы годами не разговаривали.

— Как так получилось?

— Ну, он развелся с мамой, а поскольку он был порядочным проходимцем, у него нашлись хорошие адвокаты, и моя мать осталась ни с чем. Это первое. А потом, когда я пошла в колледж, он обещал платить, но быстро прекратил. И решил не давать мне ни гроша, пока я сама не приползу к нему на коленях. А мне и в голову такое не приходило, я ведь знала, как он обошелся с мамой.

— Прости. Он, выходит, просто ублюдок какой-то.

— Да. Был. Хотя, может, он жив до сих пор. Не хочу об этом говорить. А твои родители чем занимались?

— Они были учителями — математика и английский. Отец на пенсии, мать умерла.

— О, сожалею… а от чего она умерла? То есть если ты не…

— У нее был рак шейки матки, сначала поставили неправильный диагноз, а когда наконец разобрались, в чем дело, было уже поздно. Попробовали альтернативное лечение, но это не помогло, — вкратце рассказал я.

— Мне очень жаль, что так вышло, — сказала она. — А сколько тебе было лет, когда ее не стало?

— Восемнадцать, я учился на втором курсе. Мои брат и сестра жили в Англии, а отец занимался всем этим политическим бредом; мама была фактически предоставлена сама себе, это было просто ужасно, поверь. Хотя она крепилась, говорила, чтобы мы продолжали заниматься своими делами и жить прежней жизнью.

— Мне так жаль! — Она остановилась и посмотрела на меня с состраданием. Коснулась моей руки. В ответ я сжал ее руки.

— Моя бедная мама тоже уже могла умереть. — Ее лицо опечалилось воспоминаниями.

— А что такое?

— Ей всего шестьдесят восемь, но у нее болезнь Альцгеймера на начальной стадии, она с трудом меня узнает, такое горе. Чарльз отвез ее в Денвер, в чудное место. Господи боже мой! Я совсем не хотела говорить об этом, все это так страшно…