брови. Будь Назар деревянный, под его испепеляющим взором он бы тут же вспыхнул и обуглился, но парень молчал и только громко сопел.

Друзья стали извиняться вновь, хоть и не чувствовали за собой никакой вины. Однако — бесполезно, Назар оделся и ушел, громко хлопнув дверью.

Настроение у друзей разом испортилось, разговор не клеился. «И какая его муха укусила?» — огорченно думал Шамурат, сворачивая сачак. «Сам виноват, — корил себя Шалы, — незачем было брать с собой незнакомого человека».

Маягозель терялась в догадках. Спросила у мужа, что произошло, но тот оборвал ее: «Не суйся в мужские дела!», и она обиженно замолчала.

Чуть погодя Шалы, сославшись на усталость, стал собираться в гостиницу. Он уже одевал пальто, когда Шамурат сказал:

— Погоди, пойду тебя провожу да извинюсь перед Назаром, нехорошо все-таки получилось. Как бы там ни было, а он — гость…

И друзья отправились в гостиницу.

В номере горел свет, Шалы постучал и толкнул дверь — она распахнулась, и тут же они почувствовали резкий запах водки. На столе стояла початая бутылка, рядом на обрывке газеты лежал надкушенный чебурек. Назар сидел спиной к двери, обхватив голову руками.

— Э-ге! А он, кажется, уже готов… — разочарованно протянул Шалы.

— Похоже, — согласился Шамурат.

Услышав голоса за спиной, Назар словно очнулся, резко обернулся. Глаза у него были красные. Увидев Шамурата, он вскочил и стал сбивчиво извиняться:

— Простите, Шамурат-ага. Я оскорбил твой сачак, но… — и он замолчал, подыскивая верное слово. — Что объяснять, прости, если сможешь. И извинись за меня перед Маягозель-эдже.

Шалы и Шамурат переглянулись. Хоть Назар и просил прощения, но много ли проку в речах пьяного. Ни слова не говоря, Шалы и Шамурат смотрели на парня, который под их осуждающими взглядами весь сжался, поник. Наконец Шамурат, нарушив гнетущую тишину, произнес:

— Что ж теперь, ладно, всяко бывает…

Однако от этих слов Назару легче не стало. Он плеснул в стакан водки и уже собирался выпить, но передумал, со стуком поставил стакан на стол, а потом резким движением отодвинул его от себя.

— Уж если родился несчастным, так ничего не изменишь… Все невпопад!.. А ведь и у меня жена была, дети растут…

— Нечего на судьбу пенять, — оборвал его Шалы, подходя к окну. — Нашкодил, так хоть наберись смелости прощения попросить по-человечески… При чем тут жена, дети… — Шалы хотел высказать все, что накопилось у него на сердце, но, заметив осуждающий взгляд Шамурата, умолк.

Шамурат пододвинул к столу стул, на спинке которого висела пижама Шалы, и сел прямо напротив Назара.

— Так что же случилось с вашей женой? — негромко поинтересовался он. — Умерла?

— Нет, она не умерла, я ее погубил…

— ?!

— Ушла, понимаете, ушла, а ведь жили душа в душу. И все пошло прахом…

— Без причины жены не уходят! — сказал Шалы и выразительно посмотрел на бутылку.

— Причина была, это верно. Только ушла она не из-за водки, как вы подумали, а из-за унаша…

Шалы многозначительно хмыкнул. Он смотрел на Назара, и ему казалось, что сейчас перед ним не ведущий специалист министерства, а глупый упрямый мальчишка, который во что бы то ни стало хочет доказать свою правоту. «Пьяным его не назовешь, но чтобы здравомыслящий человек порол такую чушь… Зря Шамурат потащился в гостиницу», — огорченно думал Шалы.

Шамурат тоже недоумевал. «Да разве мыслимо, чтобы из-за какого-то супа распалась семья? Поесть всякий любит, но не еда же в жизни главное? А уж в молодости, вообще, какая разница: унаш — не унаш, был бы хлеб дома. А все потому, что не знают они, каков настоящий голод — от жира бесятся!» — размышлял он, с неприязнью глядя на модно одетого парня.

Молчание затянулось, и первым его нарушил Назар.

— Моя Дженнет… — начал он, но тут же умолк, словно решал, стоит ли рассказывать о своих семейных неурядицах, но наконец решился. — Я рос сиротой. Отец погиб на фронте, я его даже никогда и не видел. Мама умерла, когда я только-только научился ходить. Воспитывался я в детском доме, так что, поверьте, деликатесами не избалован. Женился я на Дженнет по любви, жили мы с ней дружно. Впервые в жизни у меня был свой дом, близкий, родной человек…

Рассказывал Назар взволнованно и сбивчиво, но и Шалы, и Шамурат почувствовали, что говорит он искренне.

— Так вот… Вы мне в отцы годитесь, если отругаете — не обижусь, заслужил, только не держите на меня зла. Начали вы хвалить своих жен: «моя Мая», «моя Арзы»… Пусть ослепну, если подумаю о них что плохое… Как мне тогда хотелось сказать «моя Дженнет»! Вы, наверное, думаете: хвалит свою бывшую жену, а разошелся с ней из-за пустяка. Я бы на вашем месте тоже не поверил, но это так. Обманывать вас я не смею, да и какой в этом смысл. Просто хочется излить душу, рассказать обо всем, что накопилось на сердце. С первым встречным о таком не поговоришь. Да и что жаловаться на головную боль тому, у кого голова не болит. Но вы, Шамурат-ага, верю, спросили меня о жене не из любопытства, так что позвольте расскажу вам обо всем по порядку.

Два года назад я случайно встретился с Чары. Мы вместе росли в детском доме, дружили, но после школы наши дороги разошлись. И вот встреча. Вы сами дружите уже много лет, так что поймете, какие чувства я тогда испытал. Свободного времени у Чары было в обрез, он отнекивался, обещал обязательно заехать в другой раз, но я настоял на своем. Уж очень мне хотелось похвалиться перед другом детства своим домом, своей семьей. Короче, мы пришли. Дженнет ждала меня. Я представил ей Чары, они познакомились. «Ну-ка, женушка, отвечай, найдется у тебя, чем покормить гостя?» — спросил я в шутку, потому что знал, к моему приходу у Дженнет всегда готов обед. «А как же, — в тон мне отвечает, — не стану же я морить вас голодом. Мойте руки, а унаш у меня уже готов. Сейчас добавлю сметаны, размешаю, и можно обедать». — «Нашла, чем удивить — «унаш у меня готов», — передразнил я жену, но она, видно, не почувствовала моего раздражения. «Тоже мне, бай нашелся! Унаш ему не нравится! Сам же говорил, что простудился, — вот я и приготовила унаш. Ты попробуй. Два стручка перца положила, за сметаной специально ходила к Джиннек-эдже, лапшу нарезала тонко-тонко, как ты любишь. Унаш получился…» — Дженнет искренне расхваливала обед, но я ее и не слышал. «Сама его ешь!» — оборвал я ее объяснения. Дженнет, недоумевая, пожала плечами и с обидой сказала: «Ладно, попейте пока чай, а