– Чего тебе? – говорит он, опустив стекло.

– Вылезай из машины! – ору я.

Он подчиняется, и я, кипя от возмущения, решительным шагом подхожу к нему вплотную.

– Ты все испортил! – я не говорю, а реву от раздражения.

– Перестань кричать. – Он оглядывается по сторонам.

– Нет, не перестану, потому что ты меня здорово рассердил. Дерек, ты же знаешь, что я здесь из кожи вон лезу, только бы меня воспринимали по-другому, – ведь я девчонка. Бьюсь, чтобы доказать всем, что мне здесь место. – Меня захлестывают эмоции, и неважно, что мою тираду прекрасно слышно чуть ли не на сто метров вокруг. – Я бьюсь с первой секунды появления в «Элит». Как вдолбить в твою тупую голову: я не хочу, чтобы ты боролся за меня. Это выпячивает мою слабость. Мне нужно бороться за себя самой, иначе ничего не получится. Но, черт возьми, Дерек, когда уже ты будешь бороться за себя?

– Никогда.

У меня уже ком в горле.

– Мама уехала, когда мне было десять лет. Ей было на меня наплевать, и каждый день я продолжаю жить, зная это. Тебе повезло. Ты знаешь, что твоя мама тебя любила.

– Повезло? – Он коротко и цинично смеется. – Твоя мама хотя бы жива, ты можешь поговорить с ней. Знаешь, что бы я отдал, лишь бы поговорить с мамой всего одну минуту? Одну паршивую минуту? Я бы дал себе руку отрезать за минуту с ней.

– Чего ты хочешь от жизни? – спрашиваю я, надеясь, что он ответит на этот сложный вопрос. Это необходимо из него выудить. – Какая у тебя цель? Помимо деланого безразличия к чему бы то ни было, хотя я и знаю, что это полная чушь.

– Нет у меня цели.

Бред собачий.

– У каждого есть цель.

Он отводит глаза, зная, что если посмотрит на меня, то я загляну ему прямо в душу. Раны, которым давно пора зажить, все еще свежи из-за висящей на нем со смерти мамы огромной вины. Он продолжает наказывать себя за то единственное давным-давно принятое решение.

Да не может он не хотеть бороться за что-то… Глубоко внутри в нем живет простое, но сильное желание борьбы. И ему неимоверно тяжело подавлять инстинкты, но он все-таки упрямо являет собой бледную тень того, кем мог быть. Желание после школы пойти служить для Дерека – способ утолить дух борьбы, дух соревнования… Он полез драться за меня в общежитии, но ему не выиграть в моем конфликте с Лэндоном – это придется сделать мне самой.

Лэндон назвал Дерека трусом. Когда речь уже шла не обо мне, Дерек просто повернулся и ушел. Сейчас он с вызовом скрещивает руки на груди.

– Отойди пожалуйста, я поеду.

– Послушай меня, Дерек. – Понизив голос, я продолжаю тихо: – Случиться может всякое. Но жизнь продолжается, хочешь ты этого или нет. Люди умирают, хочешь ты этого или нет. Выкинь из головы эту чушь: что ты бросил футбол ради мамы. Она дала тебе жизнь. Неужели ты думаешь, что она допустила бы, чтобы твой дух умер вместе с ней?

– Не надо вмешивать сюда маму.

– А почему не надо? Ее не вернешь, даже прекратив играть в футбол. Говоришь, у тебя цели нет? Это чушь! Нужно заниматься любимым делом, не ограничивая себя. Когда найдешь свою цель, сообщи, потому что – даю на отсечение левое яйцо – она у тебя есть, просто ты сам себе в этом не признаешься.

Уголки его губ ползут вверх.

– Эштин, у тебя нет левого яйца.

– Да-а, но ты ведешь себя так, будто и у тебя его тоже нет. – Я не привожу здесь еще один очевидный аргумент: если он не борется за себя, то что уж говорить о борьбе за нас. – Ты должен простить себя.

Ответу предшествует длинная нервная пауза.

– Не могу.

Его взгляд направлен мимо меня, я оборачиваюсь. На парковке бабушка, она делает вид, что ей нет никакого дела до нашего разговора. Я снова смотрю на Дерека – он проводит рукой по волосам.

– Бабушка хочет, чтобы я пожил с ней. Думаю, будет лучше для нас обоих, если я останусь в Техасе и пойду в школу здесь. А тебе куплю на воскресенье билет до Чикаго.

От его слов меня переполняет грусть.

– А сам ты этого хочешь?

– Да-а, – говорит он без эмоций. – Я этого хочу.

ОСТАТОК ДНЯ Я просто катаюсь туда-сюда, стараясь уложить в голове тот факт, что остаюсь в Техасе и переезжаю к бабушке. Когда я возвращаюсь в ее дом, она в ожидании меня сидит на скамеечке в прихожей.

– Где ты был?

– Гулял.

Она медленно кивает.

– Когда ты уехал, я поговорила с Эштин. Она очень расстроена.

– Ну что ж, привыкнет.

– Гм.

– Что ты имеешь в виду? – Я смотрю на бабушку с досадой и беспокойством.

– Просто я считаю, что ты сейчас поступаешь неразумно. – Она громко вздыхает. – Эштин сказала, что ты переезжаешь ко мне.

– А, да. Забыл тебе сказать: да, переезжаю. Поздравляю, ты получила то, что хочешь. – Я направляюсь по лестнице, ведущей на второй этаж.

– Я хочу, чтобы ты, Дерек, был счастлив. Всегда этого хотела. Этого бы хотела и мама, – чуть поколебавшись, добавляет она.

– Откуда ты знаешь? Ее же нет уже, так что не спросишь. Может, узнать у папы? Ах, да: его тоже нет. – Сарказм сквозит в каждом моем слове.

– Ну, независимо от того, кто есть, а кого нет, если ты действительно переезжаешь, то тебе придется съездить в Чикаго и забрать вещи.

– Найми перевозчиков, – уже сверху кричу я.

– Чепуха. – Она выпрямляет спину и высоко держит свою королевскую голову. – Я уже организовала нам служебный самолет до Чикаго.

Я замираю.

– Нам? Это кому же?

– Тебе, Эштин… и мне.

Нет, нет и нет.

– Прости, но должен тебя расстроить, бабуля. Все будет не так.

– Так, так. Дело уже сделано, и все устроено. Гарольд в воскресенье заберет Эштин из «Элит», мы встретимся с ней в аэропорту. – Скрестив руки на груди, она дарит мне величественный взгляд, будто говорит: «Только попробуй, поспорь со мной». – Все будет именно так.

В ВОСКРЕСЕНЬЕ УТРОМ я сажусь напротив тренера Беннетта и тренера Смарта для обсуждения моих окончательных результатов. Пока они просматривают мои параметры и достижения за прошедшую неделю, я пребываю в нервном ожидании. Кроме всего прочего, они передадут мне замечания и комментарии футбольных агентов, посетивших тренировочную игру.

– Мы с удовольствием всю неделю занимались с тобой, – начинает тренер Беннетт. – Мы с тренером Смартом высоко ценим твои целеустремленность и напор.

Но не мои достижения.

Тренер Смарт согласно кивает.