– Мне ты больше нравишься в футбольном свитере, – ворчу я.

– Почему?

– Тебе больше подходит.

– А может, мне больше подходит это? – Она направляется к буфетной стойке. – Я голодная, как волк. Ты же знаешь, как тяжело тренироваться целыми днями.

– Да-а, знаю. А может, ты хочешь вернуться в общежитие?

– Решил от меня избавиться? – Она рассеянно берет с одного из серебряных подносов печенье и откусывает от него.

– Да нет. Просто стараюсь не дать вон тем парням приударить за тобой.

– А зачем тебе это? – Она откусывает печенье. Еще. И еще. Потом слизывает с губ глазурь. Если она задалась целью свести меня с ума, у нее здорово получается.

– Потому что я… забочусь о тебе, – говорю я.

– Ой, только не надо пустых слов. Их я уже слышала и от мамы, и от сестры, и от отца, и даже от Лэндона. Они для меня ничего не значат.

Зато для меня значат.

– Думаешь, мозги тебе пудрю?

– Ну да. Вон та девица в желтом платье, с которой ты общался чуть раньше. Тоже, небось, говорил, что заботишься о ней? – Она так завелась, что без остановки жует печенье, как будто оно последнее в ее жизни. Покончив с ним, она смахивает крошки с рук. – Пойду-ка я познакомлюсь с новыми кандидатами в бойфренды. Они с виду приятные и честные мальчики.

Эти слова врезаются мне прямо в душу.

– Имей в виду, костюмы обманчивы, – говорю я.

– Как обманчив и твой футбольный опыт.

Я не успеваю ей сказать, что, несмотря на ее мольбы, не пойду квотербеком в команду Фремонта, как Эштин выпрямляет спину. Интересно, она осознает, что при этом лишь еще сильнее выпячивает грудь? Всех вокруг ждет восхитительное зрелище. Повернувшись ко мне спиной, она направляется к ребятам, все еще разглядывающим ее с интересом. Я иду следом, но не потому, что она нуждается в защите… Просто я чувствую, что сейчас Эштин совершит какую-нибудь ужасную глупость.

В УГЛУ КОМНАТЫ НЕСКОЛЬКО ребят собрались в кучку. Пока я иду в их сторону, силясь походить на модель с подиума, их взгляды устремлены на меня. Обычно я себя нормально чувствую в обществе парней, только сейчас почему-то трясусь, как в липком ознобе. На шее какое-то покалывание и зуд, но я не обращаю внимания, хотя это ужасно неприятно.

– Привет, ребята. Я Эштин, – положив руку на бедро, улыбаюсь я.

Двое парней, нахмурившись, тут же уходят. Третий, засунув руки в карманы, отступает на шаг назад.

– Я Орен, – волнуясь, говорит он. Глаза у него при этом бегают, будто ищет, куда бы сбежать.

– А я, э-э, Реган.

Четвертый с выпученными глазами уставился на мою грудь. Я по-прежнему ощущаю липкий озноб, но тем не менее еле сдерживаюсь, чтобы не указать на свое лицо со словами: «Дружок, лицо у меня здесь!» Орен машет кому-то в другом конце комнаты.

– Вон моя девушка. Пойду ее проведаю.

Реган вдруг достает из кармана мобильник.

– Кто-то звонит. Прости. – Телефон не то что не звонил, но даже не вибрировал.

Оставшись одна, я недоумеваю, почему вдруг за тридцать секунд распугала четырех парней, но тут ко мне подходит Дерек.

– Ну что, не вышло?

В этом сумасшедшем мини-платье я смотрюсь и ощущаю себя секс-бомбой, но ни одному мальчику нет до меня дела. Кроме Дерека. Хотела заставить его ревновать. Но как это сделать, если четверо ребят сбежали от меня, словно от прокаженной? Вот бы Джета сюда. Он бы с удовольствием изображал флирт со мной и выставил бы меня перед другими парнями как завидную партию. Или Виктора – тот бы просто встал рядом, как телохранитель, и не позволил бы этим от меня сбежать.

Я разворачиваюсь лицом к Дереку.

– А ты пришел, чтобы ткнуть меня носом? – спрашиваю я, скребя ногтями шею и пытаясь избавиться от зуда в горле.

– Ого. Слушай, Эштин.

– Да?

Он скашивает глаза мне на грудь.

– Эй, ковбой, лицо у меня вот здесь. А ты уставился на мою грудь.

– Да не на грудь я смотрю. У тебя какая-то аллергия.

– Да нет, – отмахиваюсь я, снова прочищая зудящее горло. Но… что у меня с руками? Они какие-то горячие, красные и пошли пятнами. Черт побери. – Точно, аллергия.

С Дереком заигрывать можно, только задав ему задачку и используя его же собственное оружие. Но в разгар аллергической реакции аргументы в голову что-то не приходят.

Кожу у меня на руках покалывает, она воспалена. А шея… ощущение, будто сотни комариков одновременно вонзили в меня свои хоботки. Горло зачесалось не на шутку. Когда я пытаюсь откашляться, то произвожу ртом совершенно неженственные звуки.

Дерек нервничает.

– Слушай, ты дышать-то можешь? А то давай я «скорую» вызову?

– Конечно, могу. Дерек, я не умираю. Мне бы бенадрила, это поможет. – Я прислоняюсь к стене и трусь о нее лопатками.

Схватив за руку, Дерек ведет меня к бабушке – непривычная к каблукам, я пару раз чуть не падаю.

– У тебя есть бенадрил? – спрашивает он миссис Уортингтон. – Кажется, у нее аллергия на что-то в печенье.

– Аллергия на печенье? – скептически уточняет бабушка.

– У меня аллергия на фиолетовое, – говорю я, расчесывая руки.

– Поставщица украсила печенье фиолетовой буквой «У». Это королевский цвет.

– Королевский? – Дерек мотает головой. – Но мы же не короли.

– Вот именно. Поэтому я в последний момент велела ей поменять цвет на желтый – ну, она и наложила желтую глазурь поверх фиолетовой. – Бабушка, забеспокоившись, быстро объясняет Дереку, где бенадрил.

– Пошли, – говорит он, ведя меня сквозь толпу, а я при этом едва сдерживаюсь, чтобы не разодрать шею: зуд такой, что можно сойти с ума.

Я снова спотыкаюсь.

– Дерек, подожди. У меня не получается быстро ходить на этих каблуках.

Я взвизгиваю от удивления, когда Дерек, подведя одну руку под мои колени, а другой поддерживая спину, поднимает меня. В другое время я бы потребовала, чтобы меня поставили обратно, но сейчас я слишком взволнованна и дискомфорт слишком велик, чтобы проявлять упрямство. Обхватив его за шею, я обмякаю. Внезапно почувствовав запах его одеколона, я вдыхаю его.

– Ты пахнешь, как мужчина, – бормочу я куда-то в область шеи.

– А ты нет, – отвечает он. – Ты пахнешь цветами.

– Кажется, это от мыла в душе у бабушки. Оно такое розовое, и там кусочки цветов. Будто купаешься в букете роз.

Не знаю, как Дереку удается донести меня до самого верха, ни разу не споткнувшись и не замешкавшись. Интересно, он знает, что на нас показывают пальцем? Если да, то ему, видимо, до лампочки.