Кого здесь только не увидишь! Белокурые красавицы, не поймёшь то ли натуральные, то ли крашенные, толстые мамаши с визжащими и кричащими детьми и такими же толстыми мужьями, со штанами на заднице, с удовольствием и скрипом, на виду у всех, чешущих яйца, голубые и лесбиянки с добрыми и бесстыжими глазами, нищие с протянутой рукой, наркоманы и алкаши, с трудом передвигающиеся по набережной, стреляющие по пять шекелей, проститутки, тут же снимающие клиентов… Вообщем, Тель-Авив веселился, пил, танцевал, балдел, отдыхал…

Натан покрутился в толпе, чувствуя себя страшно одиноким и беспомощным. Он никогда не любил толпу и боялся её. Толпа непредсказуема, дух её ужасен… Нет ничего страшнее неуправляемой толпы. Взорвись сейчас какой-нибудь идиот араб-самоубийца, и толпа в страхе снесёт все на своём пути. Нет, лучше подальше от неё.

Натан резко развернулся на сто восемьдесят градусов и пошёл в сторону яхт-клуба. Вдруг к нему навстречу бросилась молодая девушка.

— Эй, папаша, дай десять шекелей, — обратилась она к нему по-русски, — а то так жрать охота, что переночевать негде.

— Какой я тебе «папаша»? — неожиданно для самого себя обиделся Натан.

— А кто же ты? — удивилась девушка. — Старый, жёлтый, помятый, нервный… Конечно, папаша. Мой такой же. Если жив ещё.

Натану ещё никто не говорил, что он старый. Да, ему уже за сорок, но это не значит, что каждая малявка может обзывать его стариком. Мускулы под кожей перекатываются, плечи — косая сажень, как раньше говорили, одним ударом может быка свалить, если понадобится, а она — «старый». Натан посмотрел на девицу. Вряд ли ей больше восемнадцати. Разноцветные, коротко стриженые, волосы, бесформенный балахон до пят, глаза хитрые, блестящие, искрятся как-то неестественно, уже обкурилась травкой, наверное, руки вроде бы не исколоты, хотя под длинными рукавами не разглядишь. Натан порылся в карманах, достал сотенную.

— У меня нет мелочи, — сказал он смущённо. — Хочешь, возьми сто шекелей.

— Ты за кого меня принимаешь, папаша! — возмутилась девица. — Я же сказала, десять!

— Вообще-то, сотня больше, — обескуражено промямлил Натан. Эта непонятная девица ставила его в тупик. — Пойдём разменяем.

Они вышли из толпы, и направились к ближайшему, через дорогу, кафе.

— Как тебя зовут, старичок? — невнятно спросила девица, с причмокиванием жуя жвачку и надувая пузыри, которые лопались с противным, громким треском.

Натан не успел ответить. От толпы отделились двое, не торопясь подошли к ним. Они были как братья-близнецы, оба невысокие, худощавые, смуглолицые, оба одеты в серые футболки и грязные поношенные джинсы. Тот, что был чуть-чуть повыше, что-то прорычал на иврите, и схватил Натана за рубашку. Натан опешил.

— Что они хотят? — спросил он у девицы.

— По-моему, они хотят тебя убить, — захихикала она.

Второй вдруг вытащил пистолет и незаметно прижал его к боку Натана. Он не испугался, просто все произошло настолько неожиданно, что его парализовало. К тому же первый крепко схватил его за руки и прижался к нему всем телом, будто встретил старого друга. В гомоне и шуме пистолетный щелчок был почти не слышен, но Натан услышал его. Осечка! Это вывело его из состояния ступора, он резко оттолкнул смуглолицего, закрыл собой девицу. Второй, уже не таясь, навёл на него пистолет, но нажать на курок не успел. Как из-под земли появились Рубик с Максом, провели ряд головокружительных захватов, и оба нападающих оказались на земле, корчась от боли. По-видимому, у них были сломаны руки. Натан схватил девицу, и они вчетвером бросились к стоящему невдалеке джипу.

— Ну, ребята, вы даёте! — отдышавшись, сказал Натан. — Я ваш должник. Вы откуда взялись? Я же приказал Рубину взять вас с собой.

— Рубин поехал со Шломиком. А нам приказал незаметно тебя охранять. Как видишь, не зря, — ухмыльнулся Макс.

— Кто это был? Чьи бойцы?

— Не знаю. Но мы выясним.

— Эй, папашка, ты кто? — подала свой голосок девица. — Крутой, да? Вот это я нарвалась! Абзац! А это твои шкафы? Ну, эти… телохранители…

— Ты ещё здесь? — обратил внимание на неё Натан.

— Здрасьте! А где ж мне быть? Я не хочу, чтоб меня кокнули не за хрен собачий! Ты чо, папаша!

— Какой я тебе папаша. Давай, вали отсюда! — рявкнул Натан.

— А ты на меня не кричи, — обиделась девица. — Завёз хрен знает куда, а теперь — вали. Сам вали!

Натан посмотрел по сторонам. За окном мелькала пустыня.

— Эй, ребята, куда мы едем?

— Начальник сказал, отвезти тебя домой, в Беэр-Шеву. Он, как управится, туда приедет, — сосредоточенно глядя на дорогу, ответил Рубик.

— Вот так, девочка, ко мне домой едем, — улыбнулся Натан девице. — Тебя как зовут?

— Топик.

— Как?!

— Чего ты рот раскрыл, старичок? Я же сказала — Топик. Можно, Топа. А вообще-то меня Мариной зовут. Но друзья называют Топик. Кому как нравится.

— А тебе?

— А мне по барабану. Хоть Бабой Ягой. Ты где живёшь, дядя?

— Меня зовут Натан. А живу в Беэр-Шеве.

— Ну, нифига себе! Это где? Я там ни разу не была.

— А где ж ты была?

— На «Поле чудес» была, в Эйлате была… Вообще-то, я из Москвы. Но Москву не помню. Я маленькая была. А ты откуда? С луны?

— Я? — задумался Натан. — Я, наверное, человек вселенной. Из ниоткуда.

— Класс! Ты мне, папаша, то есть, Натан подходишь. Я, можно сказать, тоже из ниоткуда и в никуда. Едем! — и козлиным голосом затянула, — «Мы едем, едем, едем в далёкие края…»

В Беэр-Шеву они приехали в одиннадцатом часу вечера. Город был погружён в сон и темноту. Улицы освещались одинокими фонарями, по тротуарам бродили немногочисленные группки наркоманов в поисках приключений, иногда попадались пьяные, которые, шатаясь, переходили дорогу, рискуя попасть под машину, женщины, спешащие домой, к своим семьям или своим одиноким постелям.

— Ну, и дыра! — высказала своё мнение Топик-Марина. — Ни хрена не видно. Как вы здесь живёте?

Натан промолчал. Он и сам уже давно не был в этом городе. И хотя, в принципе, был согласен с девицей, его неприятно покоробили её слова.

— Бывает и хуже, — наконец сказал Натан, — но здесь, по крайней мере, спокойно. Ни терактов, ни громких убийств. Деревня! Но ведь и Москва — тоже большая деревня, верно?

— Ты что, папаша, там пятнадцать миллионов человек! Какая же это деревня?

— Не называй меня папашей, — возмутился Натан.

— Хорошо, не буду. Я девочка послушная. Я буду называть тебя — Капитан. Натан — Капитан. Ладно? — голосом провинившейся ученицы сказала Марина.

Натан вздохнул. Ему было непонятно, зачем он связался с этой девчонкой. Не хватало ещё, чтоб его обвинили в совращении. Но ведь нельзя было бросать её там, на набережной! Её вполне могли бы убить за милую душу.