Она прошла по зеленой лужайке сада, но задержалась у кислицы, перистые изумрудно-зеленые листья которой превратились в багрово-красные. Великолепная белая гортензия оттеняла заросли лобелии и лириопе. Морвен нагнулась, чтобы пробежаться пальцами по соцветиям. Садовник снял шляпу, приветствуя, и она помахала в ответ, прежде чем войти в дом.

Морвен подумала, что хотела бы жить вольно. Быть цыганкой, представительницей загадочных темных людей, которые передвигались по стране в кибитках, предсказывали судьбу, торговали вразнос драгоценностями и одеждой. Она видела их дважды. Там были дети, которые резвились на траве, как лисята. Такую жизнь она предпочла бы уединенности. Им наверняка не нужно посещать воскресные службы или вести бессмысленные разговоры в гостиной.

Ее мать не знала о подобных мыслях, так как Морвен молчала о них. Когда леди Ирэн однажды проронила, что она «удивительно податливое дитя», Морвен сдержала смешок. Она могла бы сказать матери, что была покорной лишь оттого, что так проще. Настоящая Морвен изумила бы леди Ирэн, и было благоразумно с ее стороны держать это в тайне.

Она прошла через двустворчатые двери в малую столовую и направилась через холл к лестнице. На шум ее шагов из главной столовой показался Чесли. Поверх черного костюма на нем был безупречно белый фартук.

– А-а, это вы, мисс Морвен.

Его голос был, как обычно, едва слышен, и она думала, что он звучит скучно и серо. Примерно так же выглядели его волосы.

– Да, Чесли, – ответила она, страстно желая никого больше не встретить.

– Ее светлость желает вас видеть.

Морвен уже ступила на ступеньку, но остановилась.

– Мама?

– Да, мисс.

– Где она?

– В будуаре, я полагаю.

– Но, Чесли… Она точно хочет, чтобы я пришла?

Чесли медленно моргал, словно большая сова.

– Не могу сказать, – сказал он и удалился в столовую.

Морвен колебалась. Закатное солнце поблескивало в узких окнах парадного входа, и перила под рукой казались теплыми. Взгляд ее скользнул к затененному второму этажу, а в душе нарастало желание убежать в конюшню. Но что-то заставило ее поправить юбку для верховой езды, растрепанные на ветру волосы и смело подняться по лестнице. Встречу с матерью не стоило откладывать. Леди Ирэн могла смотреть сквозь пальцы на веснушки, появляющиеся на лице дочери, но если ей вздумалось позвать ее к себе не во время ужина или чаепития, то это точно не сулило ничего хорошего.

Морвен постучала в дверь будуара – звонко, уверенно, но достаточно вежливо. Низкий и мягкий голос ответил по-французски:

– Войдите.

По-другому и быть не могло. Закрыв за собой дверь, Морвен, тщательно следя за произношением, сказала:

– Bonsoir[62].

Леди Ирэн всегда требовала, чтобы она говорила bonsoir, но сейчас, похоже, ей было не до того. Она указала на роскошный стул напротив парчовой кушетки:

– Садись, Морвен.

Морвен повиновалась, настороженно следя за матерью, но холодный пристальный взгляд той не позволял понять, в каком расположении духа она пребывает. Дверь в будуар была, как всегда, плотно закрыта – Морвен и подобные ей посетители допускались лишь в приемную будуара леди Ирэн, исключение делалось только для горничной. Поэтому она никогда не видела спальни матери. Они были очень похожи: обе высокие, стройные, с копной темных волос. Только нос Морвен был длиннее, а глаза леди Ирэн на тон темнее, но всякий замечал сходство, случись увидеть их вместе.

Тотчас же, что не могло не показаться Морвен странным, ей вспомнилась старуха из замка Бопри. Ее черты как будто наложились на лицо леди Ирэн. Тонкий нос, густые брови, полные губы…

Морвен удивленно вздрогнула.

Леди Ирэн в изумлении приподняла брови:

– Тебя что-то поразило в моей внешности?

Морвен откинулась на спинку стула.

– Нет, – ответила она.

Леди Ирэн вопросов больше не задавала. Ее вообще не интересовало то, что не касается ее напрямую. Морвен дошла до этого своим умом годам к десяти, а к двенадцати поняла, что все в Морган-холле – прислуга, ее отец и даже Яго – знали об этом многие годы.

– Чесли сказал, что ты хочешь видеть меня.

Леди Ирэн отложила книгу, которую читала, в сторону. Ее лицо было абсолютно бесстрастным.

– Где ты была сегодня днем?

– Каталась на Инире.

Леди Ирэн поджала губы, и на мгновение лик старухи из замковых руин наложился на ее лицо. Когда она заговорила, это впечатление пропало.

– Мне известно, что ты каталась, Морвен. Я хочу знать где.

– У реки. Не так далеко.

Леди Ирэн подалась вперед, ее голос стал суровее. Как и глаза, что отнюдь не делало ее привлекательнее. Она выглядела раздраженной.

– Я спрашиваю еще раз и хочу услышать ответ. Где ты была?

На мгновение у Морвен появилось желание обмануть мать. Почему, в конце концов, ее вообще могло интересовать то, что дочь осматривала руины? Обычно она любезно разрешала мадемуазель Жирар улаживать такие дела без своего вмешательства. Она заглянула в глаза матери и поняла, что скоро грянет буря. Вспышки гнева у леди Ирэн были редкими, но свирепыми. Когда она злилась, то была поразительно жестока с прислугой, с мужем, с дочерью. Для ее быстрого и острого языка положение человека ровно ничего не значило. Лучше было сказать правду.

Морвен поежилась:

– Я ездила в замок.

– Зачем?

– Когда мадемуазель водила меня туда, то запретила входить внутрь, и я хотела посмотреть, что там.

Выражение лица леди Ирэн не изменилось, но это не ввело Морвен в заблуждение. В считаные доли секунды мать из ледяной статуи могла превратиться в вулкан гнева. Она хладнокровно продолжила расспросы:

– Кого ты там видела? – Ее голос чуть дрогнул. – Морвен, скажи, кого ты там видела?

У девушки похолодело внутри.

Схожесть строгих черт матери с морщинистым лицом мрачной старухи из Бопри поразила ее. Морвен пыталась, но не могла избавиться от навязчивого видения. Она вспомнила, что почувствовала тогда, и вздрогнула.

– Что там было? – раздраженно спросила леди Ирэн.

– Что? – Морвен едва дышала, съежившись на стуле.

– Ты вздрогнула. Ты что-то скрываешь от меня! – Она вскочила с кушетки и схватила Морвен за руку. – Я этого не потерплю!

Морвен взглянула на изящную белую руку матери и вспомнила заскорузлую руку старухи на пегом лбу Инира. Уверенность ее нарастала, а вместе с ней и бунтарский дух. Она ответила на английском, сама удивляясь, что эти слова слетели с ее уст: