следующий день улетел на ежегодный семейный отдых в Бразилию. Я хочу дать ему презумпцию невиновности. Я имею в виду, может, его не было там, когда Мэдисон умерла. Может, ребята держали это в секрете от него все эти годы, и он понятия не имеет, кто они на самом деле. Но тихий голос в моей голове, который звучит так похоже на Мэдисон, продолжает шептать, что это неправда.

Он, кажется, удивлен моей вспышкой. Сколько девушек заползает в его постель, желая разделить его и его друзей? Мои глаза расширяются, когда мне вдруг приходит в голову одна мысль.

— Ты… ты хочешь поделиться мной?

Странное ощущение проносится в моем животе, тугое и сковывающее, заставляя меня неловко извиваться. По правде говоря, я не хочу, чтобы мной делились. Это эгоистично с моей стороны, учитывая, что я чертова лгунья, но я хочу, чтобы он хотел меня. Только меня. Я не хочу, чтобы он видел, как меня передают его друзьям. Потому что это означало бы, что я такая же, как все. В кои-то веки я хотела бы быть той Маккензи, которую кто-то хочет оставить себе.

Он смотрит на меня, не говоря ни слова. Глубоко вздохнув, он убирает свой Айпад и документы, затем пододвигается ближе ко мне. Он берет одну из непослушных прядей моих волос, выпавших из хвоста, и теребит ее пальцами. На фоне его загорелой кожи мои волосы кажутся светлее, чем обычно.

— Мысль о том, чтобы делить тебя с ними, с кем угодно, приводит меня в бешенство. Ты первая девушка, с которой я не хочу делиться. Обычно мне все равно, но ты… ты не похожа ни на одну из девушек, которых я когда-либо встречал. И я хочу, чтобы так оно и оставалось. Так что нет, никакого обмена не будет.

На моем лице появляется улыбка. Я могла бы сказать, что это все ради шоу, что я просто веду себя так, будто его слова меня радуют, но в глубине души я знаю, что это действительно так. Я улыбаюсь, как сумасшедшая. Улыбка настоящая, и от этого у меня болят мышцы щек.

Я сокращаю расстояние между нами и забираюсь к нему на колени. Его теплые руки обвиваются вокруг моей талии, притягивая к себе. Обводя языком контур его пухлых губ, я целую его, теряясь в его вкусе. Его язык требует погружения, и наши губы скользят друг над другом в тандеме, головы извиваются так и этак, в попытке найти ритм, который будет работать для нас обоих. Моя рука обвивается вокруг его шеи, и я прижимаю его тело к своему, падая на кровать. Он кладет руки по обе стороны от моей головы, заключая в клетку.

— Два месяца это слишком мало времени, чтобы я делал с тобой то, что хочу, — выдыхает он мне в шею, прокладывая дорожку поцелуев по моей обжигающе горячей коже. — Останься со мной.

Мои глаза распахиваются.

— Где именно остаться?

Я тяжело дышу, моя грудь дико вздымается, когда он тянет кружевную чашечку моего лифчика вниз, обнажая грудь. Он берет мой сосок в рот, водя языком вокруг затвердевшего комочка слегка покусывая.

— Здесь.

Он дует на мой сосок, заставляя мою спину выгнуться над кроватью. Затем переходит к другой груди, его умелые пальцы щиплют сосок. У моего сердца есть собственное мучительное биение, просто умоляющее быть наполненной. Кружевной материал пропитался. Я чувствую жар, практически ощущаю свой запах отсюда. Баз медленно целует мой живот, его язык кружится в пупке.

— В пентхаусе. Тебе не придется беспокоиться о расходах на собственный номер. В любом случае большую часть времени ты будешь проводить здесь.

Его язык скользит вниз, и он оставляет открытые поцелуи на моей лобковой кости, которые заставляют меня оторваться с кровати. Я прикусываю нижнюю губу, пытаясь подавить стоны.

— Ты… ты ужасно уверен в себе, — задыхаюсь я.

— Ты можешь остаться здесь, и персонал будет в твоём полном распоряжении. На следующей неделе я уеду по делам на несколько дней, но, по крайней мере, здесь у тебя есть доступ к вещам, недоступным другим гостям.

Когда Баз оттягивает мое нижнее белье в сторону, обнажая мой промокший центр, мои мышцы сокращаются, умоляя ощутить его прикосновение. Он не разочаровывает. Ленивым, едва заметным движением языка он облизывает меня вверх и вниз, кружась вокруг клитора. Смущающе громкий стон вырывается из моей груди, и на секунду я забываю вопрос, который он задал.

— Я н-не знаю… Я не хочу быть… — я задыхаюсь, когда он погружает свой язык в меня. Его большой палец проводит твердые круги по моему клитору, и я чувствую волнение в животе. Жар нарастает, напряжение спадает. — Бременем… — мой голос прерывается стоном.

Баз ухмыляется у меня под кожей.

— Просто скажи «да», грязная девочка. Ты же знаешь, что хочешь.

Я улыбаюсь, глядя в потолок. Боже, я не понимаю, что происходит. Не знаю, что он со мной делает. Я даже не могу заставить свой мозг работать достаточно хорошо, чтобы взвесить все «за» и «против» этого решения.

Когда Баз втягивает мой клитор в рот, скользит двумя пальцами внутрь меня и медленно входит и выходит, я ловлю себя на том, что говорю:

— Да. Боже, да, Баз. Я останусь.

Как будто ответ радует его, он начинает сосать сильнее, его пальцы начинают двигаться быстрее, сгибая их. Подушечки трутся об место внутри меня, от которого буквально перехватывает дыхание. Я хлопаю руками по бокам, мои пальцы сжимают простыни.

— Ты готов разделить половину этого пространства с девушкой?

Я тяжело дышу, мои бедра двигаются в тандеме с его пальцами, пытаясь найти идеальное количество трения.

— Я делал это уже много раз.

Словно меня окатили холодной водой, улыбка исчезает с моего лица, и я резко поднимаюсь, смотря на него сквозь прищуренный взгляд. Я знаю, что у него были девушки до меня, но слышать об этом неприятно. Я не могу быть для него просто еще одной девушкой. Не хочу быть для него просто еще одной. Это сделало бы меня заменимой, как и всех остальных, с кем он встречается.

Выражение моего лица заставляет База усмехнуться. Он ползёт вверх по моему телу, его пальцы все еще внутри меня, просто больше не двигаются.

— Я шучу, Маккензи, — говорит он, становясь серьезным, видя выражение моего лица.

Напряжение в груди медленно начинает спадать, но полностью не уходит. Потому что в его словах есть доля правды. У девушки с начала недели, его ассистентки, был свой ключ. Что было с ней? Я отказываюсь