Вечером, когда она покинула госпиталь и спустилась по ступеням, ее, как всегда, ждал Йенс. Едва увидев Валентину, он понял, что произошло.

— Ты выбрала себе непростое занятие, — сказал он.

— Я знаю.

Йенс шел медленно. Валентина не могла понять, то ли изза нее, то ли он просто задумался. Хотя, может быть, он просто оттягивал миг расставания, ибо в тот день зима наконец ослабила хватку и на СанктПетербург из темного неба пролился моросящий дождик. После холодных и унылых коридоров госпиталя легкое прикосновение к лицу пахнущих морем дождинок казалось освежающим. В носу Валентины все еще стоял запах дезинфицирующих средств.

— Как сегодня себя вела твоя жуткая медсестра? — наконец заговорил инженер.

— Это не медсестра, а изверг какойто. Заставила меня переворачивать матрасы и полы во всем отделении драить.

— А что, она молодец. Так с вами, молодыми лентяями, и надо.

Валентина двинула его локтем в бок.

— Будешь такое говорить, вколю тебе укольчик, быстро успокоишься.

— О, я впечатлен. Это означает, что тебе уже доверили делать уколы?

— Нет. Еще нет. Но, — она прижалась к нему покрепче, — я могла бы начать практиковаться на тебе.

Он негромко засмеялся и положил ее ладонь на свою согнутую руку.

— На мне ты можешь практиковаться в чем угодно.

Ей понравилось это предложение. Даже не сами слова, а то, как он их произнес. Мимо них проскакала лошадь, и наездник бросил им: «Добрый вечер», как будто они были обычной парой, идущей домой готовить шницель и читать друг другу у камина. Эта мысль странным образом отозвалась в сердце Валентины. Ей стало интересно: почувствовал ли то же самое Йенс? Ощутил ли он внутреннюю полноту, как те шприцы, которые сосали кровь, пока, казалось, не были готовы лопнуть?

— Как дела у Кати? — задал неожиданный вопрос Фриис.

— Она не в духе. Злая как черт.

— Почему?

— Потому что ей стало лучше.

— Разве это плохо?

— Нет. Дело в том, что, когда ей становится лучше, к ней приходит учитель математики. А она ее ненавидит.

Викинг рассмеялся. Валентина любила его смех. Смех был такой же неотъемлемой его частью, как рыжие волосы или длинные подвижные ноги и руки. Иногда по ночам ей снился этот смех, и тогда она просыпалась. В такие минуты ее тело вспоминало ощущение его близости, она начинала чувствовать его руку у себя на талии. Во снах он садился рядом с ней на кровать и начинал рассказывать разные вещи, пока тень его переползала от одной стены к другой. Рыжие волосы мерцали в лунном свете. Валентина была уверена, что он говорил чтото оченьочень важное, но каждое утро, открывая глаза, не могла вспомнить ничего из его рассказов.

— Йенс, — сказала Валентина, когда они шли по мосту, — а как продвигается восстановление разрушенного туннеля?

— Слишком медленно.

— Тебя это, наверное, ужасно расстраивает.

Он с безразличным видом пожал плечами, и все же она видела, что на самом деле для него это очень важно.

— Пока Дума негодует, — сказал он, — я пытаюсь воспользоваться случаем и заодно выжать из нее денег на замену очередной секции старого деревянного водопровода и реконструкцию стоков в Невскую губу.

Они остановились у перекрестка, пропуская две тяжелые крытые телеги, следующие одна за другой. Спины лошадей блестели от дождя.

— Йенс, почему эти туннели для тебя так важны?

— Это моя работа.

Она рассмеялась и покачала головой. Капюшон сполз ей на затылок. Валентина перед выходом из госпиталя сняла строгую косынку санитарки, но форменное платье все еще было на ней.

— Да, это твоя работа, но, помоему, очевидно, что они для тебя — нечто большее…

Она крепко сжала его руку. Дорога перед ними уже была открыта, но они продолжали стоять на тротуаре. Дождь припустил сильнее. В темноте тяжелые капли барабанили по крышам, собирались в лужи на земле. Вскоре они превратятся в лед.

— А почему ты решил строить именно туннели? Почему, например, не мосты, как твой англичанин, Изамбард Брюнель? Это ведь он построил Клифтонский подвесной мост?

— Я впечатлен твоими познаниями.

Она поднялась на цыпочки и поцеловала его подбородок. Небольшая щетина кольнула ее в губы.

— Знаешь, что я думаю?

— Нука, расскажи, что там творится в этих потемках у тебя в голове.

— У меня есть теория. Мне кажется, ты очень любишь хаос превращать в порядок.

— Ха! Вот так теория.

— Кучу кирпичей ты превращаешь в туннель. Городу нужна канализация — ты строишь стоки в Невскую губу. Видя ряд грязных домов с затопленными подвалами, ты думаешь о том, как провести в них трубы. Был хаос, становится порядок.

Пока Валентина говорила, датчанин стоял неподвижно и внимательно смотрел ей в лицо. Лишь дыхание его было слышно сквозь звук дождя. Потом он поднял голову и обвел взглядом городские крыши. Нависшая серым покрывалом туча закрывала звезды.

— Сам Петербург нужно чистить. Не только его водопровод.

— Пойдем со мной, Йенс. Я хочу показать тебе чтото. — Она схватила его за руку, и они вместе побежали через дорогу.

Аркин оторвался от стены и скользнул из тени под холодный дождь со снегом, когда фары проезжающей машины выхватили из тьмы две бегущие через дорогу фигуры. Капюшон Валентины хлопал у нее за спиной, как крыло. Они бежали, словно знали, что за ними следят, хотя он был абсолютно уверен, что знать этого они не могли, — он был осторожен.

Дождь тоже был шоферу на руку. Петербуржцы, раскрыв зонты, дали Аркину возможность перемещаться по улицам, оставаясь незамеченным. Следить за Валентиной и инженером было совершенно не трудно. Он двигался за ними, куда бы они ни сворачивали. Когда они заходили в магазины, он терпеливо дожидался в темных углах, а когда выходили, строил догадки о том, что могло находиться в пакетах у них в руках.

Он замечал даже то, чего не хотел замечать: как они прикасались друг к другу, как они не могли наглядеться друг на друга, как переглядывались столь часто, что чуть не спотыкались… Они шагали рядом, будто их связывала какаято невидимая нить. Все это Аркин видел.

Сейчас они шли быстро, стараясь держаться неосвещенных улиц. Аркину это упрощало задачу.

Валентина не сразу отыскала нужную дорогу, но, свернув на нее, мгновенно узнала это место. Усилившийся ветер швырнул снежинки им в лицо.

— Вот этот дом.

Йенс остановился, явно не собираясь стучать в дверь. Вообщето он с самого начала не горел желанием углубляться в эти темные кварталы, но, не обращая внимания на протесты, она все же притащила его сюда. Плечи Йенса резко расправились.