– А ты помнишь, как мы катались на твоей ездовой собаке? А я еще в первом классе в тебя влюбилась! Ты был самым классным мальчишкой и самым добрым! А когда ты уехал в Ригу, я по ночам молилась, чтобы оказаться там же. И потом моего отца тоже перевели туда. Мне тогда было только четырнадцать. Как быстро пробежало время!

У Андрея комок подкатил к горлу. Он вспомнил, как они встретились в школе и как она сразу его узнала. Он тогда долго смотрел на красивую девушку и не мог себе даже представить в самом лучшем сне, в кого она превратилась из той маленькой девчонки.

– А ты помнишь, как я украл из учительской твое сочинение в девятом классе, тебе ведь тогда было пятнадцать! Я его храню до сих пор как самый главный талисман!

Прервав воспоминания, она сказала:

– А сейчас я хочу пойти искупаться!

Отговаривать было бесполезно, и он отправился в ближайший прокат автомобилей. Немного поторговавшись, Андрей взял джип с откидным верхом, как ей больше всего нравилось, несмотря на жаркое солнце.

Пляж был рядом. Андрей поставил машину недалеко от выхода к пляжу, и они, оставив одежду на сиденьях, пошли к плещущемуся в бухте океану. Он все продумал заранее: если ей в воде станет плохо, то он сможет быстро отвезти ее в клинику. Она быстрой пружинистой походкой, как в самые лучшие времена, подошла к краю пирса и, оттолкнувшись, ласточкой вошла в воду.

Врач долго промывал длинный аккуратный шов, который проходил у Марины через всю грудь, и осуждающе качал головой. А когда узнал, что они собираются лететь еще дальше, он и вовсе округлил глаза от возмущения.

На следующий день они улетели на другой остров, но Маринка больше уже никогда не купалась.

Мы уже давно выпили чай и просто сидели. На улице стоял сильный мороз, и через прозрачное, не заиндевевшее стекло был виден до горизонта промерзший Рижский залив. В конце февраля зима ни за что не хотела отступать.

По отелю, где находился бассейн, лениво ходили туда и обратно служащие, создавая видимость работы. Мы просто молчали. Потом Андрей протянул мне сложенный листок. Я взял его в руки, развернул и стал читать.

Размышления о нечаянном

Сейчас вечер. За окном темно, стучит по балкону осенний дождь, ветер забрасывает разноцветные листья в окно, и изредка поблескивают не потускневшие звезды.

На меня напала лень, окутав белой пеленой. Руки отказывают, глаза слипаются – я задремала, сама не заметив этого. Я чувствую себя в неопределенной отрешенности от мира: скакала на облаке, легко подпрыгивая на воздушных парах, выше и выше, затем по зеркалу стоячих ровных вод за девой шла к луне высот.

Вокруг все было так светло, тепло, ярко пробивались лучи солнца сквозь молочную гущу. И в этом блаженном мире звучал шум моря, крик китов, смешанный с голосами чаек. Хотя я так же четко слышала шаги незнакомого мне существа.

Послышался скрип двери – маленькая головка Пегаса появилась предо мной.

Пламя огня – любви охватило меня. Я…

Ученица 9 Б Марина К.

Прочитав это чистое признание в любви, которая пришла к ней в пятнадцать лет, я откинулся на диване, а на мои глаза невольно навернулись слезы. О господи, как это нам всем надо, от пятнадцати и до глубокой старости!

Смущенно стерев ладонью со щеки соленую воду, я, чтобы прочистить слипшееся горло, нарочито, словно подавился, закашлялся. И вернул этот священный листок со словами, полными любви.

Мне было неудобно спросить Андрея, когда она ушла из этого мира. Я не спросил. Да и не ушла она вовсе…

* * *

Фарбус установил свой мольберт на середине Вантового моста и делал наброски Старого города. Им можно любоваться тысячи раз, и это никогда не надоест. Редкие пешеходы останавливались возле художника и некоторое время наблюдали за рождением отражения города на холсте, удивлялись и спешили дальше, думая про себя: «Здорово малюет, а ведь проще сфотографировать, и все». Но эти обыватели не знали, что настоящий художник оставляет в картине часть своей души, и с последним мазком она оживает. А фотография – это просто мгновение, вырванное из жизни.

Он на секунду оторвал от холста занемевшую руку и посмотрел на проезжавший мимо автобус. И вдруг там, в глубине за окном, мельком увидел Ее. Ни секунды не раздумывая, он побежал за автобусом, но автобус уже укатил прочь, обдавая все вокруг синим вонючим дымом. В конце моста Фарбус остановился, переводя дух, сердце стучало где-то возле гортани, перед глазами плыли радужные круги, и он в первый раз пожалел, что не начал бегать по утрам. Единственное, что он успел заметить, это номер автобуса – тридцать семь.

Каждый день примерно в то же самое время, когда он увидел за окошком автобуса Ее, он стоял на остановке за мостом, пытаясь вновь Ее увидеть. Но откуда ему было знать, что в тот день она просто возвращалась от подруги, а обычно на этом автобусе никогда не ездит.

Она долго не могла дождаться такси и, чтобы не очень опаздывать на работу, села в автобус. Сжатая со всех сторон угрюмыми людьми, погруженными в свои мысли и еще не успевшими полностью проснуться, она медленно приближалась к центру города. Вдруг, проезжая мост, она случайно встретилась глазами с человеком, стоящим у мольберта, и сердце ее сильно забилось. Не зная, зачем, она выскочила на остановке и быстрым шагом пошла к мосту, и чем ближе она подходила, тем больше ей в голову приходили разные мысли: «Куда я иду? Что со мной происходит? Я вообще с ума сошла?» – и повернула назад. Их разделяло всего двести метров.

Пятьдесят три – не бог весть какой возраст, но дубом и ладаном иногда начинает попахивать. Но кто смирится с неизбежно надвигающимся вечным покоем? Да, наверное, никто. Вот таким именно человеком, у которого страсти кипели, невзирая на дату рождения, и был Вит. Он женился на очень красивой женщине, в свое время блиставшей на подиуме. Но потом она была связана по рукам и длинным ногам удивительным обаянием Вита и покорена его голубыми, очень добрыми и одновременно какими-то несчастными глазами. Что, в конце концов, и привело ее под венец. Когда у них родилась дочь, он был безмерно счастлив и без конца создавал в своей художественной мастерской диковинные предметы, которые дорого продавались в стильных салонах. Он придумывал удивительные игрушки, каких не найдешь ни в одном детском магазине, и дарил их своей маленькой дочурке.

Год летел за годом, его любовь к жене не иссякала, он находил в ней источник вдохновения и воплощал его в своих необычных и порой странных произведениях. Он мог пройти вдоль и поперек «блошиный рынок» и найти там какие-то старинные вещи, из которых потом собирал свои удивительные объекты. Их нельзя было назвать произведениями высокого искусства, сравнимыми с работами великих мастеров. Но в них была уникальность и собственный шарм. Первый советский телевизор с водяной линзой исправно работал, транслируя какие-то допотопные передачи. Самолетики с лампочками на месте пилота, внутри которых горели буквы «LOVE». Кресло «Директора земного шара», со скипетром в виде резинового вантуза. Всего просто не перечесть. От желающих что-нибудь купить не было отбоя. Все хотели удивить своих близких и знакомых совершенно нестандартным подарком.