– Читаем, – скомандовала она, и Ника зашуршала пакетом.

Первые десять минут тишину нарушал только шорох страниц, потом началось бурное обсуждение прочитанных сплетен, затем опять тишина, а затем раздался взволнованный голос Леськи:

– Смотри, смотри… Мне кажется, я нашла!

Ника тут же нырнула с головой в журнал, который подруга держала в руках. На одной из страниц была напечатана фотография – красный «Форд», точно такой же, в котором они сейчас сидели, и рядом в обнимку с гитарой стоял Тони Ред: известный английский рок-музыкант, погибший около десяти лет назад в авиакатастрофе. На снимке он был молод и весел.

– Что там написано, дай же посмотреть, – Ника дернула журнал на себя и чуть не порвала его.

– Осторожнее, – заворчала Леська, а потом, перейдя на шепот, добавила: – Это что, мой «фордик»?

– Возможно, – буркнула Ника, пробегая глазами по строчкам. – Собственно, это статья про Тони Реда: чем он занимался и так далее… А, вот! На фотографии он рядом со своей любимой машиной, с которой в свое время ему пришлось расстаться… так, так… он проиграл ее приятелю в карты…

– Дай я почитаю, – потянула на себя журнал Леська.

– Не мешай. Приятель был из России… Ну, дальше какая-то лабуда… «В этом году фондом «Лаура» планируется проведение аукциона, на котором будут представлены вещи, принадлежащие известным личностям музыкального мира…» Ты представляешь, сколько может стоить твоя тачка! «Первоначальная цена «Форда» Тони Реда колеблется от ста пятидесяти до двухсот пятидесяти тысяч долларов…» И это только первоначальная цена!

Леська уже не могла терпеть, она вырвала журнал и сама перечитала абзац, посвященный «Форду».

– Тут написано, что подлинность машины оценят эксперты, но для владельцев таких машин знаком может служить то, что на внутренней стороне капота выгравирован знак – цепь, обвивающая клинок.

Воцарилось минутное молчание, которое первая нарушила Ника:

– А как у тебя обстоят дела со знаками?

– Откуда я знаю, мне кажется, я капот еще ни разу и не открывала, – заторможенно ответила Леська.

– Так пойди и открой! Если его не меняли, то, может быть, мы увидим что-нибудь интересное.

– Сейчас.

Никто не двинулся с места.

– Что сидишь-то? – спросила Ника.

– Успокаиваю нервную систему.

– Теперь понятно, почему Лапушкины так засуетились: побоялись, что ты прочтешь эту статью или тебе кто-нибудь скажет о ней, и все – денежек им не видать. Или поняли, что ты им машину не отдашь, и решили тебя прихлопнуть поскорее, а «Форд», как купленный в браке, потом через суд потребовать. Сестрице-то твоей он точно не нужен, у нее в Канаде жизнь и так в гору пошла, зачем ей эта развалюха! Она бы на него права заявлять не стала. Других родственников у тебя нет, так что Веня машину получил бы без проблем.

– Ты думаешь, меня Лапушкины хотели убить? – Леське такое казалось невероятным, хотя она никого из своей бывшей родни не смогла бы представить с удавкой в руках.

Ника пожала плечами и выпорхнула из машины.

Открыв капот, девушки стали его внимательно изучать. В нижнем левом углу была обнаружена небольшая гравировка – цепь, обвивающая клинок.

– Наверное, у этой машины бурное прошлое. Один владелец сменялся другим, и вот теперь она принадлежит тебе. Я думаю, что Инесса Павловна, в отличие от тебя, неоднократно открывала капот… – задумчиво сказала Ника, глядя на ошарашенную подругу.

Если вам стало известно имя врага и волна возмущения рвется на свободу – уберите подальше от себя колющие и режущие предметы, не нужно никого убивать.

Надежда на Славку Полякова оказалась не напрасной – одноклассник пообещал, что раздобудет информацию относительно Митрохина: узнает, как у того обстоят дела и не собирается ли он обратно на историческую родину. Правда, сам поговорить он с Митрохиным вряд ли сможет – далековато, но обещал напрячь приятеля, который как раз находится в командировке в нужных краях. Теперь только оставалось ждать ответного звонка.

Вспоминая о вчерашнем вечере, Максим Григорьевич направлялся к дому, в котором жили Николай и Татьяна Аркадьевна. Чириканье воробьев, зелень деревьев, легкий ветерок – все сейчас радовало по-особенному. Вчера он подарил Олесе букет белых роз, а она устроила для него ужин при свечах. Свинина, правда, подгорела, а картошка оказалась пересоленной, но это лишь умилило, и Кочкин съел все подчистую, благодаря Леську на протяжении часа за заботу. Был один момент, который вызвал волнение – слишком уж озорно блестели ее глаза, но он не стал долго думать над этим, надеясь, что это никак не связано с ее самостоятельным расследованием. Ругаться вчера хоть по какому-либо поводу ему совсем не хотелось. Как же чудесно, как же все чудесно!

Максим Григорьевич решил пообщаться с соседями Митрохиных. Необходимая легенда была заготовлена, и оставалось только найти кого-нибудь полюбопытнее и поболтливее. Николай и Татьяна Аркадьевна на работе, так что опасности столкнуться с ними нет. Поднявшись на шестой этаж, Кочкин стал выбирать, в какую бы квартиру напроситься в гости. Прогулявшись по длинному тамбуру, он остановился напротив старой, залатанной самоклеящейся рыжей клеенкой двери.

Интуиция и запах, витающий в воздухе, подсказывали, что в этой квартире живет пожилой человек.

– Пожалуй, это то, что мне нужно, – прошептал Максим Григорьевич и надавил на кнопку звонка.

– Кто там? – раздался звонкий старушечий голосок.

– Я к соседям вашим пришел, к Митрохиным, а их дома не оказалось, нельзя ли вас попросить…

Кочкин не договорил – дверь распахнулась. Седая старушонка с высоким пучком на голове улыбнулась, обнажив неровный ряд зубов.

– Заходи, добрый молодец, – сказала она, хитро подмигивая, – ты у меня будешь на обед, а твой конь сгодится на ужин. – Увидев, как часто-часто заморгал нежданный гость, она махнула рукой и добавила: – Шучу, до чего же народец нынче дохлый пошел!

Максим Григорьевич испугался не столько того, что будет съеден вместе с пока еще не отремонтированной «восьмеркой», сколько побоялся, что ему предстоит общение с еще одной Зоей Федоровной – разговоров о шпионах ему хватит на всю оставшуюся жизнь.

– Ботиночки снимай и проходи на кухню, чаевничать будем, – сказала старушонка. – Макаровной меня зови, все так кличут.

Кочкин скинул ботинки и осмотрелся. На стенах, оклеенных обоями, давно утратившими цвет, висели плетенки-макраме, с тумбочек и полок свисали кружевные салфетки, а на полу лежала длинная дорожка, сшитая из лоскутков. Обстановка была простой, но очень душевной.

– С сахаром пьешь?

– Да, – торопливо ответил Максим Григорьевич, заходя на кухню. Он провел рукой по белой скатерти, вышитой красным крестиком, и улыбнулся. – А меня Максимом зовите.